Отец подруги, или Влюблен без памяти - Виктория Победа

Словно в подтверждение ее словам раздается пугающий грохот и небо, как по команде, разражается сильнейшим ливнем.

У меня на секунду проскальзывает мысль о том, что бабулечка моя ведьма, не иначе.

— Ну вот, что я говорила, — поставив на стол два графинчика, бабушка упирает руки бока.

— Так я ведь на машине, — справедливо замечает Богомолов, — не промокну.

— На машине, в такую погоду да в темень ехать, — она снова качает головой, — дорога-то не близкая, и скользко. Или вас дома ждут?

— Да нет, особо не ждут, — он пожимает плечами, а я напрягаюсь, ведь он практически капитулирует.

Ну, бабуля!

— Ну и оставайтесь, чего ерундой маяться, хлопнем с вами самогончику, а то Кира у меня крепкие напитки не пьет…

— Ба!

— Что? Для тебя у меня вон наливочка, на смородине.

Боже, можно мне провалиться на этом месте. Пожалуйста!

— Решено, оставайтесь.

Я с трудом сдерживаю рвущийся наружу стон отчаяния. Ну что за день? Что ни событие, то катастрофа.

Если несколько часов назад, покидая кабинет Богомолова, я думала, что ничего хуже уже случится не может, то сейчас понимаю, насколько сильно ошибалась.

— Пожалуй, вы правы, Антонина Павловна, — я его убью.

— Вот и договорились.

— Только в таком случае, если вы не возражаете, я возьму из машины вещи, переоденусь.

— Конечно-конечно, я пока закончу тут с приготовлениями, Кир, спальню тогда сразу покажи, — бросает мне и принимается дальше сервировать стол.

Поверить не могу. Просто не могу в это поверить.

Жду на крыльце под навесом, пока Владимир Степанович достает из багажника сумку с вещами.

— Вы ко всем непредвиденным обстоятельствам бываете готовы? — киваю на его сумку.

— Почти, — отвечает, смахивая с лица и волос капли.

Возвращаемся в дом, веду Богомолова в гостевую. Она практически всегда пустует, так как гостей бабушка особо не жалует и уж точно ночевать не оставляет.

Для Владимира Степановича, правда, сделала исключение.

Прохожу внутрь, включаю свет и только теперь замечаю, что за те считанные минуты, что Богомолов находился под открытым небом, его рубашка успела промокнуть насквозь.

— Вы же мокрый весь, переодевайтесь, простынете! — уж не знаю, что на меня находит.

— Кир, это всего лишь вода, — отвечает с улыбкой, но принимается расстегивать пуговицы.

Я как-то не сразу осознаю, что все это время продолжаю на него пялиться, и опомниться мне удается только, когда он стягивает с себя рубашку.

Он замечает мой прикованный к его обнаженному торсу взгляд прежде, чем я успеваю отвернуться.

— Давайте сюда, я повешу сушиться, — стараюсь придать своему виду уверенности, а у самой, тем временем, ноги ватными становятся и взгляд никак не хочет от оголенного мужского торса отрываться.

Богомолов сам по себе привлекателен донельзя, а с обнаженным…

Господи, и о чем я думаю?

А вот его совсем ничего не смущает, улыбнувшись, он протягивает мне рубашку, натягивает на себя белую футболку и принимается за брюки.

— Я повешу, а вы… — сгребаю его вещи, — ну в общем, дорогу на кухню найдете.

Я вылетаю из спальни с завидной скоростью.

Боже, дай мне пережить этот вечер.

Глава 38

Сидя за столом, я упорно ковыряю вилкой в своей тарелке, но никак не могу заставить себя поесть. Кусок в горло не лезет, несмотря на витающий в кухне, сногсшибательный аромат.

Бабуля постаралась на славу, подтверждением ее исключительным кулинарным способностям является уплетающий ужин за обе щеки Богомолов. Кого-кого, а его точно нельзя заподозрить в отсутствии аппетита на фоне нервного напряжения. Чего, безусловно, не скажешь обо мне.

С момента, как мы оба вернулись на кухню и сели за стол, я не то что ни слова не произнесла, я дышу периодически забываю.

Все никак не смирюсь с его присутствием в нашем с бабушкой доме и решением остаться с ночевкой.

— Антонина Павловна, мясо отменное, — с энтузиазмом замечает Богомолов, бабушка в ответ кивает, — очень вкусно.

— Ешьте на здоровье, и ты, Кира, ешь, — бабушка устремляет свой многозначительный взор на мою тарелку.

— Ем я, ем, — бурчу в ответ, и в подтверждение своим слова отправляю кусок мяса в рот.

Кусок по-прежнему не лезет в горло, но я с поразительным упорством его проталкиваю и тянусь к стакану с томатным соком. Домашним, кстати, бабушкиного производства.

Бабушка и Владимир Степанович, тем временем, продолжают вести непринужденную беседу обо всем и ни о чем. Я в свою очередь ловлю каждое прозвучавшее в воздухе слово, просто, чтобы вовремя вмешаться, если разговор зайдет куда-то не туда.

Уже того, что бабушка пригласила Богомолова остаться на ночь достаточно.

Мне вовсе не хочется, чтобы бабуля начала задавать неудобные вопросы, потому что мое объяснение ее совершенно точно не устроило, а из-за несвоевременного появления в кухне Владимира Степановича, я не успела оспорить ее неверные умозаключения.

“Так уж и неверные?” — снова ехидничает внутренний голос.

Я лишь на секунду отвлекаюсь от разговора между бабушкой и начальником, но тут же встряхиваюсь и напрягаюсь, когда бабушка с весьма серьезным видом переспрашивает:

— У вас есть дочь?

О том, как при своей внимательности я упустила столь важный момент перехода на личное, я решаю подумать потом.

— Есть, — спокойно и с улыбкой подтверждает Богомолов и тоже отпивает глоток томатного сока.

За столом наступает гробовая тишина, нарушаемая только моим стремительно ускоряющимся сердцебиением.

Я всей поверхностью своей покрывшейся мурашками кожи чувствую растущее напряжение в воздухе.

Бабушка, ко всему прочему, мазнув взглядом по правой руке Богомолова, в которой застыла вилка с нанизанным на нее куском мяса, хмурится, словно обдумывая свои дальнейшие слова.

— Вы, наверное, хотите спросить о жене? — Владимир Степанович, тем временем, сохраняет привычную невозмутимость.

Он, конечно, заметил бабушкин взгляд и мыслительный процесс на ее лице, отражающий усиленную работу шестеренок в голове.

— Не то чтобы хочу, — наконец со вздохом выдает бабуля.

Ой, нет, только не это. Она же не думает, что я привела к ней в дом женатого кавалера? Божечки!

И как я вообще умудрилась заварить эту кашу?

— Я