Притча о судьбе - Мелли Т. Толлэм

это слово, лезвие вонзилось ему в грудь, рассекая кожу, мышцы и кости. Я рванулась к нему, расправив крылья, преодолела расстояние, разделявшее нас, и врезалась в его тело. Мои руки сжали рукоятку кинжала, как будто удержание его могло что-то изменить.

Этого не произошло — не могло и не захотело. Лезвие вошло слишком глубоко, пронзив сердце, которое когда-то я считала каменным.

Красный вспыхнул под моими веками, шок и абсолютный ужас заполнили пустоту в моем сознании. Я завела руку ему за спину и крепко сжала, сдавленный стон слетел с моих губ. Горячая, липкая кровь покрыла мою руку, и мои глаза, оторвавшись от кинжала, встретились с его лицом.

Свет в его бирюзовых глазах померк, когда кровь длинными ручейками потекла по губам и подбородку.

Я недоверчиво пробормотала, мой голос был напряженным и ошеломленным.

— Почему, Малахия?

То, на что он готов пойти в поисках ответов, само по себе является трагедией, но это…

Малахия покачнулся на ногах, кончики его крыльев упали на землю. Двумя движениями вперед я обхватила его руками, убеждая себя, что если он не упадет, то и умереть не сможет.

Краска отхлынула от его лица, когда резкий кашель сотряс его плечи.

— Провокация, — прохрипел он. — Как еще мы узнаем, свет мой?

Окровавленная рука провела двумя пальцами по моим волосам, а его глаза— они сверкнули от боли.

— Как еще я мог убедить тебя использовать эти силы?

Сдавленный, низкий хрип вырвался из его горла, когда его тело навалилось на мое мертвым грузом, который потянул нас вниз вместе.

Я опустилась на колени, обхватив руками его торс, и уложила его, насколько смогла. Тело Малахии коснулось земли, безжизненное и окоченевшее, веки были закрыты. Я в ужасе наблюдала за ним, ища хоть какие-нибудь признаки жизни — сдавленное дыхание, подергивание глаза, даже стук его сердца, но ничего не было.

Перед глазами у меня все плыло, пока я продолжала смотреть на него, изучая его бледную, изможденную фигуру, изголодавшуюся по жизни. Моя голова непроизвольно покачалась, движимая каким-то глубоко укоренившимся отрицанием.

На самом деле он не мог быть мертв. Все это было для того, чтобы пробудить меня использовать эту силу. Эта смерть — она была такой быстрой, такой внезапной, такой неправильной.

Это никогда не должно было так закончиться. Выхода не было.

— Малахия? — я прошептала, прежде чем я более твердо потребовала: — Прекрати это, Малахия.

Воздух оставался безмолвным, дыхание дрейфующего города, без слов, без издевательского смеха.

Я протянула руку, положив ее ему на плечо, чтобы слегка подтолкнуть, но когда ответа не последовало, крепко сжала и потрясла. Мои пальцы коснулись его лица, и ледяная кожа приветствовала мое прикосновение.

Я зашипела от холодного прикосновения, и глубокое, мучительное, сотрясающее тело рыдание застряло у меня в горле.

Он был мертв.

— О боги.

Дыхание вырвалось из моих легких, когда мой кулак врезался ему в грудь.

— Малахия, очнись, — потребовала я, как будто тон моего голоса мог оттащить его от порога смерти.

Все, что он когда-либо делал, было для меня, чтобы помочь мне расти, учиться, любить, даже когда он не мог получить того же взамен. Я должна была бы ненавидеть его, но это было просто невозможно. Он был всего лишь мужчиной, чью жизнь преследовали пытки и тоска — мужчиной, который был мне как брат.

Я рухнула на него сверху и издала странный и чуждый вопль, от которого в воздухе заискрилась странная золотая пыль, та же сила, которая когда-то спасла моих друзей, мою семью, моего мужа…

По бокам моего зрения заплясали темные точки по мере того, как пыль покрывала землю, покрывая тела светил, моего отца, мужчину передо мной, сияя радужной волной вдоль его бровей и тела.

Я отшатнулась, чрезмерное использование магии ослабило меня, пока я изучала его черты.

Несмотря на спасительную магию, Малахия не пошевелился. Никто не пошевелился.

Воздух за моей спиной оставался тихим и неподвижным, без малейшего намека на движение.

Непрошеные слезы навернулись на глаза, полный провал этого задания вонзил ледяной осколок разочарования в мою душу. Все это было напрасно. Светила оставались замороженными, и теперь Малахия был — дрожащие рыдания сотрясают мои плечи — мертв.

Никогда бы не подумала, что буду плакать из-за него.

Я не совсем понимала это, но вид Малахии, мальчика, которого я когда-то любила как брата, лежащего холодным и мертвым на мраморном полу, заставил меня заговорить.

— Я любила тебя, Малахай, — выдохнула я ему в плечо. — Прости, что не смогла дать тебе то, чего ты хотел.

Мой позвоночник выпрямился при звуках шаркающих шагов, раздавшихся у меня за спиной. Я зажмурилась и повернулась, ожидая увидеть, как мой муж обжигает мне спину.

Но это был не он.

Часовые-светила смахнули толстый слой золотой пыли со своих доспехов и отряхнули крылья, не удостоив меня ни единым рассеянным взглядом, прежде чем вернуться на стражу, как я и предполагала.

Малахай забился в конвульсиях подо мной, и мои глаза метнулись обратно к нему, сузившись от движения его плеч.

Смех, чистый и непрерывный, сорвался с его губ. Я оттолкнула его и наблюдала, как он приподнялся на локтях. Холодные, бледные руки сжали рукоять кинжала у него в груди и потянули. Лезвие, вырвавшееся из открытой раны, казалось окровавленным, а Малахия все еще выглядел изголодавшимся по жизни.

— Не нужно впадать в сентиментальность, свет мой. Простым кинжалом меня не убить, но тебя, похоже, одурачили.

В перерывах между смешками он продолжил:

— Хотя приятно слышать, насколько тебе небезразлично. Твоя пара будет убита горем, можешь себе представить? Я бы не хотел, стать свидетелями размолвки, — его губы растянулись в хищной ухмылке. — О, кого я обманываю… Я не могу дождаться.

Во-первых, он никогда не был мертв.

Я попятилась назад и оттолкнулась от земли, движение было слишком сильным, чтобы выдержать, когда я покачнулась на ногах. У меня закружилась голова, когда ошеломляющая волна головокружения захлестнула мой разум, заставив комнату поплыть.

Малахий быстро переместился ко мне на спину, поймав меня на полпути, одной рукой придерживая мой затылок, а другой сжимая бедро.

— Всегда знал, что ты любишь меня, — сказал он, его горячее дыхание коснулось моего уха.

Если бы я не была так слаба, я бы убила его по-настоящему.

Кто-то прочистил горло позади нас, и Малахия развернул нас.

На вершине помоста он сидел на земле, живой и невредимый, больше не окаменевший — мой отец.

Воздух великолепия излучался вокруг него, когда свет исходил от его тела. Цвет его радужек переливался, как расплавленное золото. Большие золотые