Ангел с разбитыми крыльями - Янина Логвин

голова расколется, как орех? Никто не посмеет сказать, что видел меня здесь. А значит, люди скажут, что всему виной ты, и проклянут тебя. Проверим мою версию, а, детоубийца?

Я бросилась к Лоренцо и повисла на его мощной шее.

— Пожалуйста… Пожалуйста, нет! Отдай её мне, она же задохнется!

Что я ещё могла у него просить, обезумев от страха и ужаса за Марию? Я рыдала и умоляла его, зная, что он способен на всё.

— Пожалуйста, Лоренцо, умоляю тебя!

— Этого мало.

— Я.… я пойду с тобой, обещаю! Я оставлю ее родителям. Ты не будешь о ней знать!

— Ты отдашь ее на усыновление. У нас будут свои дети!

— Нет! — я оттолкнула его. — Тогда можешь сразу меня пристрелить и найти себе новую игрушку! Без дочери я с тобой не буду!

— Дура!

Если бы я не поймала Марию, она бы упала на пол.

Отпустив её, Лоренцо с такой брезгливостью вытер руку о салфетку, которую схватил со стола, словно и правда держал в ней что-то грязное. Развернулся к двери, не посмотрев на меня, и направился к выходу. В нем клокотала злость, и я понимала, что сегодня он ещё даст ей выход.

— Жду минуту, Ева. Если не выйдешь сама, вытащу за волосы и протащу по улице, как последнюю шлюху! А потом, так и быть, пристрелю. Кроме меня — ты никому не достанешься!

В тот вечер он самолично напоил меня бренди до беспамятства, а что было после — не помню, но с моих бедер ещё долго не сходили синяки.

Фальконе не терпел любое упоминание о Марии. Для него её не существовало. Я не могла говорить о дочери по телефону с родителями, не могла покупать ей вещи и лекарства. Не могла испытывать беспокойство и быть с ней рядом, когда она болела.

Всё, что мне оставалось, это отдавать родителям свое пособие матери-одиночки, и сбегать из съемного дома в отсутствии Лоренцо. И это были минуты, которые я проводила с Марией.

Когда нам с ней выпадали несколько дней или неделя — это было настоящим счастьем. Во мне будто просыпалась энергия и хотелось сделать так много. Я убирала дом, стирала для дочери, готовила еду, а Мария находилась рядом.

Маме было трудно, но в первые годы жизни внучки она старалась быть сильной. Нянчилась с ней на кровати, пела песни и рассказывала сказки, как когда-то мне. Или играла с ней на полу, куда ее перекладывал Санто. Знакомила Марию с буквами, картинками в книгах, и учила считать. Моя девочка росла умным ребенком и всё больше напоминала меня, словно и правда не имела чужой крови.

Полноценная речь к отчиму не вернулась, но слова стали разборчивее. Он уже лучше ходил, уверенней чувствовал пальцы, и вновь открыл ювелирную мастерскую. Потому, когда я оказывалась дома, помощь не была лишней, и я старалась успеть как можно больше… Пока все не оканчивалось звонком Лоренцо и ненавистным голосом в динамике:

— Немедленно возвращайся, Ева, или пожалеешь!

Я снова его предавала и в очередной раз платила телом и синяками за право быть матерью.

— Почему ты не беременеешь? Я хочу от тебя детей.

— Наверное, потому, что Бог этого не хочет.

— А твоего червяка значит хотел?

— У меня.… проблемы. По-женски.

— Что ещё за проблемы, Ева? Опять выдумываешь?

Лоренцо никогда не интересовался тем, что выходило за границы его интересов и желаний. А я взрослела и, да, училась защищаться по-своему.

— У меня с трубами что-то. Врач сказал, непроходимость.

— А когда трое в тебя спустили в той поганой дыре, значит прошло? Может, мне тоже не слезать с тебя, а? Может, тебе одного меня мало?!

— Не мало. Необходимо время и специальное лечение. Я пью таблетки.

— Вот и пей! Родишь мне сына — озолочу! Дом куплю, хочешь? Была бы ласковее ко мне, давно бы всё имела!

Лоренцо сидел за столом, ел приготовленный мной ужин и не спускал с меня сощуренных глаз.

— Старалась для меня, да? — довольно оскалился, показав золотой клык. — Вкусно. Я всегда знал, что ты особенная. Что в спальне, что на кухне от тебя дурею. Иди сюда! — он хлопнул себя по крупному колену, откидываясь на стуле. — Я соскучился по моей золотой девочке. И лучше сразу задери юбку, Евка, у меня от одного взгляда на тебя стоит!

Я осталась на месте, и Лоренцо нахмурился. Медленно отвел руку от тарелки, выпустил вилку из пальцев и сжал их в кулак.

— Ну, что ещё?!

— Я хотела.…

— Нет!

— Лоренцо, пожалуйста! У Марии высокая температура уже два дня, родители переживают, что это пневмония. Они не справятся. Отпусти меня, я хочу к своей дочери! Я ей нужна!

— Сказал, нет!

— Пожалуйста! У тебя же самого дети!

Лоренцо был в два раза крупнее меня. Поднимаясь, он взмахнул рукой, сшибая дорогую посуду со стола. Она громко зазвенела, разбиваясь о мраморный пол у моих ног.

— Закрой рот! Даже не заикайся о них, поняла?! — прогремел грубым голосом. — Они — Фальконе, а не бесфамильные ублюдки, зачатые на вшивом матрасе! Не смей сравнивать своего червяка с моими детьми!

— Но….

— Заткнись!

Как же я ненавидела его в эту минуту. Он плескал в меня и моего ребенка помоями, не чувствуя за это ни капли стыда. Моя Вишенка была лучше, чище и ценнее всех его проклятых денег! Всего клана Фальконе!

— Если я грязная для тебя — отпусти меня, Лоренцо! Найди себе другую… десять других лучше! Я устала ждать, когда надоем тебе, я не твоя рабыня!

Я отвернулась и под блеснувшим чёрным взглядом шагнула к порогу, но выйти из кухни не успела. Лоренцо впился в мое плечо пятерней и бросил на пол, прямо на стекло. А потом забрался сверху — его заводил сексуальный экстрим.

Расстегнув ширинку, задрал на мне платье и сдавил толстыми пальцами шею.

— Куда? Я тебя не отпускал.

— Я не хочу.… не могу сейчас!

— Плевать! Ты будешь нуждаться только во мне, золотая. Любить только меня. Повтори!

— Т-только тебя.

— Иначе, клянусь, Евка, — он наклонился и поцеловал меня, сжевав мои губы своими, — я разрушу и уничтожу всё, что тебе дорого! Их всех!

Тогда я чудом отделалась порезами и распухшей шеей, в отличие от другого раза, но не сдалась.

У меня не было выбора. Мне казалось, что все самое страшное со мной уже случилось. Дальше только смерть.

Как же я ошибалась.

«Ваш муж вам изменяет»

«Он снимает дом для своей любовницы»

«Ради вашей семьи, вы должны это прекратить!»

Я отыскала контакт