Воля владыки. В твоем сердце - Рия Радовская

и почтенному совету следующего свидетеля, — зычно провозгласил Ихтар, и почему-то лично Фаиз ввел в зал анху. Асир припомнил единственный раз, когда видел ее — конечно же, одна из подаренных Джасимом. Она привлекла его внимание своей зрелой красотой и телом опытной танцовщицы. Тогда он решил, что ее предназначали владыке Латифу, но сейчас, когда она шла от двери к Ихтару, с высоко поднятой головой, не глядя по сторонам, что-то в ее горделивой осанке или в чертах застывшего красивого лица показалось ему смутно знакомым. По спине прошелся неприятный холодок, и Асир подумал, что у Адамаса, будь он здесь, наверняка вздыбилась бы шерсть на загривке и обнажились клыки.

— Госпожа Зара, личная анха владыки, подаренная ему в знак искренней почтительности в числе вышеозначенных семи. Суду стало известно, что госпожа обладает важными сведениями, касающимися не только нескольких покушений на достопочтенного владыку Асира, но и других неоспоримо значимых доказательств предательской и откровенно преступной деятельности подсудимого. Прошу вас, госпожа, для начала назовите перед лицом великих предков, достопочтенного владыки и мудрейшего совета ваше настоящее имя.

От Лин потянуло взволнованным удивлением, а Асир вдруг понял, что именно сейчас услышит. Смутно знакомые черты, надо же. Да эти проклятые черты не давали ему сегодня покоя с самого рассвета. А ненависть во взгляде Зары, когда она прямо посмотрела на Джасима и такая же, как у него, презрительная усмешка, искривившая красивые сочные губы, только добавили уверенности.

— Дэла, — ровно сказала Зара, и этот голос, лишенный любых эмоций и жизни, так сильно противоречил ее насыщенному запаху, переполненному болью, отчаянием, страхом и ненавистью, что Асиру захотелось прекратить все это немедленно. Отправить мудрейший совет со всей остальной толпой, вместе с их жадным, почти плотоядным предвкушением, хоть на перерыв, хоть сразу к тварям в бездну. Все они, сидящие на почетных местах и толпящиеся у стен, готовились сожрать еще одну порцию жирной, сочной правды, от которой, как от куска протухшего мяса, ядрено тянуло чужой болью, разбитыми надеждами и исковерканной судьбой. Сожрать, обглодать мослы и кости и отправиться на перерыв, лениво обсасывая услышанное. — Дэла дех Сайна Джасим аль Даниф.

Шум в зале нарастал постепенно. Родившись из нескольких удивленных вздохов, он креп, множился, перерастал в многоголосый гул, но почему-то Асир отчетливо расслышал в нем негромко сказанное Джасимом:

«Ты убила обоих». И ответ Зары-Дэлы: «Они давно мертвы».

Дочь, что свидетельствует против отца. Неслыханный скандал, противоречащий всему правильному и естественному, что есть под солнцем Ишвасы. Так наверняка станут говорить об этом после. Так напишут об этом хранители знаний, запечатлев сегодняшний день в драгоценных свитках вместе с мерзкой историей одного непочтительного сына великих предков.

Рядом с Асиром много лет была женщина, которая когда-то очень давно мечтала оказаться на месте сегодняшней Дэлы аль Даниф. Перед людьми, которые выслушали бы и приняли ее правду. Но анха, свидетельствующая против отца, не заслуживает снисхождения, особенно если она не анха из сераля владыки, а всего лишь единственная дочь главы гильдии оружейников. Дэла говорила ровно, спокойно, сдерживала, как могла, и запах, и боль, и с каждым ее словом от такой же внешне невозмутимой Лалии все гуще и насыщеннее пахло болезненным удовлетворением, почти торжеством.

Асир опустил ладонь ей на плечо, сжал, гадая, что общего видит Лалия между собой и дочерью Джасима, кроме ситуации в целом, и видит ли? Может, ей достаточно знать, что кому-то достанется от этих умудренных старых ишаков из совета больше участия и справедливости, чем когда-то досталось ей? Или она просто хочет своими глазами увидеть дочь, которая выплеснет свою ненависть на отца открыто, ни от кого не скрываясь, дочь, которой не придется убивать, чтобы ее мучения прекратились?

— Мне повезло больше, — Лалия обернулась, взглянула прямо. — Я потеряла всего несколько лет, а она — полжизни и детей.

— Они в самом деле мертвы?

— Кто знает. Твой недоделанный убийца Кадорим сказал ей, что их духи давно блуждают в песках. Знала бы, что их встреча окажется такой родственной и полезной, давно бы отвела ее в подземелье. В любом случае, его откровения оказались как нельзя кстати. Джасим покупал детьми молчание, теперь она может говорить.

Дэла и впрямь говорила. Сухо, коротко, не вдаваясь в лишние подробности, но любому стало бы понятно — она устала молчать, и теперь история ее матери, вольной танцовщицы, ставшей сначала одной из анх большого сераля Джасима, а потом за небольшую провинность оказавшейся в казармах его стражи, становилась достоянием мудрейшего совета и всех, желающих слушать. Как и ее собственная история. Нет, Джасим не насиловал собственную дочь. Он даже пальцем ее не трогал. Мало ли у него было таких дочерей, прижитых с приглянувшимися на пару ночей анхами. Дэла сбежала из отцовского дворца, где прислуживала сестрам, признанным наследницами, в пятнадцать. Вместе с вольными анхами, еще помнившими ее мать. И была счастлива почти пять лет, пока отец не вспомнил о ее существовании, точнее, о пользе, которую может принести кочующая по Ишвасе дочь. Внук и внучка, прижитые за это время дурной дочерью от безродного кродаха, Джасима волновали только в качестве залога, которым он мог распоряжаться как ему вздумается. Впрочем, добрый и понимающий дед обещал им лучшую жизнь в сытости и достатке. Если, конечно, их непутевая мать научиться быть по-настоящему полезной.

И у нее получалось быть полезной. Выступления вольных анх-танцовщиц пользовались большой популярностью у народа Ишвасы, и бедняки, и богачи — никто не прочь потешить свое сладострастие рядом с опытной красавицей. А знатные кродахи ничем не отличаются от незнатных в своем умении быть несдержанными не только в похоти, но и в речах. Все, что нужно от анхи — не потеряться в удовольствиях, вовремя услышать нужное, а то и задать вскользь, среди неважных и пустых, важный и значимый вопрос.

Дэла не всегда понимала планы отца, но служила ему, как и подобает честной и благодарной дочери. Особенно дочери, которой угрожают жизнью ее детей. Асир старался слушать одновременно внимательно и отстраненно, не зацикливаться на ситуации в целом, а отслеживать детали — каждую по отдельности. И сейчас думал, что Джасим сильно просчитался: Дэла была слишком умна для той, кого держат только страхом. Она могла бы стать драгоценнейшим оружием, а не просто ушами, если бы отец не упустил ее в детстве, а сумел воспитать в ней хоть каплю искренней преданности. Она выполняла задание — и только. А могла бы стать гораздо более полезной и гораздо более опасной, если бы хотела не откупиться, а помочь.