Воля владыки. В твоем сердце - Рия Радовская

— Такая же бесполезная, как твоя глупая мать. Ты не дала мне ничего, кроме разочарования.

Асир вскинул руку, останавливая собравшегося вмешаться Ихтара. Если Дэла, на бледных щеках которой вдруг вспыхнул румянец, хотела ответить — стоило дать ей такую возможность.

— А что дал мне ты? Жизнь во лжи и постоянном ужасе? Знаешь ли ты, Джасим аль Даниф, что я даже про себя ни разу не назвала тебя отцом? Я ненавижу твою ядовитую кровь, будь она проклята песками и предками! Как и твое семя!

— Тогда тебе стоит умереть вместе со мной, — усмехнулся Джасим. — Иначе, дочь моя, все твои высокопарные речи ничего не стоят. Моя ядовитая кровь течет не только в твоих венах, но и в твоих детях. Я бы не отказался посмотреть, как ты собственноручно вонзишь кинжал им в сердце.

В Асира плеснуло яркой, ослепительной ненавистью, которую Дэла так долго пыталась приглушить в себе. Теперь ее ничего не сдерживало. Она уже сделала свой выбор. Призналась в том, что мудрейшим советом могло быть расценено, как покушение на власть законного владыки Имхары. Могло бы. Если бы законный владыка не имел на этот счет собственного мнения. Хотя Дэле, конечно, неоткуда было об этом знать.

— Только ничтожество может утверждать свою силу за счет слабейшего. Только такой проклятый выродок великого рода может бахвалиться убийством младенцев! Я готова умереть вместе с тобой хоть сотню раз, хоть тысячу, лишь бы от тебя под небом Ишвасы не осталось даже воспоминаний! Я не спрошу про моих детей и себя, не спрошу про Ирис, которой ты задурил голову так, что у нее не осталось ни собственных желаний, ни возможности разглядеть за напыщенными речами твою истинную гниль! Не спрошу про десятки таких же несчастных, как Башир, готовых своими телами выстелить тебе путь к трону! Они никто для тебя. Но Кадорим! Ты ведь приручал его с детства! Ты заменил ему и отца, и деда. Ты был для него всем! А он был истинно предан тебе. Так почему? За что?

— Если ты не понимаешь таких примитивных вещей, то ты поистине даже глупее, чем я думал. Кадорим — такое же ничтожество, как ты. Как все вы, — Джасим обвел взглядом зал, снова усмехнулся в ответ на волну шепота, а потом и нервного протестующего гула. Повторил с расстановкой. — Все вы. Жадные до крови и зрелищ бараны, пасущиеся там, где сытнее трава. Стадо, послушно бредущее за пастухом. Только кто пастух над вами? Способны ли вы увидеть и ощутить истинное величие или только длину хлыста, которым вас подгоняют, и величину зубов цепной псины, покусывающей вас за мохнатый зад? Ваш пастух… — Джасим скривился, и Асир впервые за это утро встретился с ним взглядом. — Мальчишка. Мягкотелое ничтожество. Ведет вас прямиком в бездну. Но какая баранам разница, где именно их освежуют.

В зале нарастал невообразимый гвалт. Кто-то возмущался, кто-то выкрикивал проклятья, сидящие повскакивали с мест, стоящие отхлынули от стен, и их пытались сдерживать стражники. Асир поморщился, отвел от Джасима взгляд и поднялся под зычные окрики и призывы к тишине Вагана и его помощников. Если Джасим жаждал всеобщей ненависти, то теперь он ее точно получит. А если надеялся на смуту во дворце или вспышку неуправляемого гнева от владыки, то просчитался.

— Я отвечу тебе, Джасим аль Даниф, единственный раз. Из уважения к твоему мудрому отцу и к твоему возрасту. Больше уважать и почитать тебя не за что. Как может говорить об истинном величии тот, кто, словно одичавшая дворняга, умеет нападать только из-за угла?

Пришлось сжать кулак, чтобы не сорваться на рык. Слишком много чести позволить такому противнику увидеть малейшее проявление собственной слабости.

— Кто предпочитал отсиживаться в подворотне, подставляя под удар беззащитных. Кто не защищал в своей жизни ничего, кроме собственной шкуры? Величие не в единоличной власти, а в готовности жить и умереть за свой лепесток, понимая, что ты сделал все для его процветания. И если ты, дожив до седин, так этого и не понял, мне жаль тебя, ничтожный потомок великих предков.

Асир попытался вздохнуть полной грудью, но задавленный комок клокочущей ярости в груди помешал. Пришлось стиснуть челюсти и помедлить пару мгновений.

— Увести подсудимого вниз. Через час в зале предков я выслушаю мнение мудрейшего совета и приму окончательное решение.

Он слышал громкий голос Ихтара, резкие выкрики стражников, не то одобрительный, не то осуждающий гул, монотонный речитатив старого Бакчара, обращавшегося к совету. Слышал, но не разбирал ни слова. В глазах мутилось, в висках стучало, а рука, пока шел по оцепленному стражей Сардара проходу к выходу, неостановимо тянулась к навершию наследного кинжала. В груди разрастался неудержимый пожар ярости, выжигая весь оставшийся воздух, и гасить его надо было срочно, сразу, не донося ни до собственных покоев, ни тем более до зала предков. За дверью зала советов между ним и стражниками втиснулась Лин, видимо, сразу кинувшаяся следом. И от нее пахло такой явственной решимостью, что удерживать ее на расстоянии от владыки сейчас, наверное, не рискнул бы даже Фаиз. Сардару же эта идея, заранее обреченная на провал, вероятно, даже в голову не пришла. Асир отстраненно отметил, что сам он где-то неподалеку, позади.

— Я не оставлю тебя одного, владыка.

Кинжал больше выхватить не получилось бы, потому что правую руку сжала Лин. Ухватилась за нее, будто собиралась удержать от чего-то непоправимого даже ценой собственной жизни. Но он не собирался рисковать чьими-то жизнями. Чьими угодно. А уж тем более — ее жизнью. Запах Лин слегка рассеивал туман в голове. Теперь Асир смутно чуял, кроме решимости, ее тревогу, которой не хватало совсем немного, чтобы перерасти в настоящий страх. Страх не за себя. За него. Асир с усилием сглотнул. Обернулся, осознавая, где именно находится. Удивительно, но от зала он успел отойти уже достаточно далеко. Отыскал взглядом Сардара. Сказал отрывисто:

— Лишних убери. Остальным — ждать здесь.

Распахнул первую дверь — в одну из бесконечных пустующих комнат для членов совета, и, обхватив Лин за пояс, шагнул вместе с ней внутрь.

Глава 21

В родном мире Лин всяческая мистика была не в чести. Там царили материалистический взгляд на мир, научный подход, логика и — по крайней мере, официально — записанные и утвержденные законы. Там выглядели бы одинаково дикими и несуразными и «Воля владыки» как высший закон, и апелляция к Великим предкам, как