Сердце на льду - Анна Эйч

Она морщит носик и задумчиво качает головой:

– М-м… нет… – её глаза лукаво сверкают. – Как оказалось, я предпочитаю мужчин постарше.

Она грациозно сползает с высокого барного стула и медленно приближается ко мне. Её дыхание становится чуть глубже, а взгляд – дерзким и одновременно невероятно нежным.

– Насколько старше? – тихо спрашиваю я, позволяя ей свободно вторгнуться в моё личное пространство. Мне безумно нравится наблюдать за её решительностью и смелостью.

– Нет… Скорее мне нравится один конкретный мужчина… – её голос становится тише и чувственнее, она осторожно проводит пальчиками по моей груди вверх, оставляя за собой едва ощутимый электрический след. – Он старше лет на… десять?

– Одиннадцать, – поправляю я её с улыбкой, чувствуя, как атмосфера вокруг нас становится гуще и жарче.

Зефирка слегка прикусывает губу и смотрит прямо мне в глаза:

– Знаешь, он очень сексуальный… У него такие соблазнительные ямочки на щеках, когда он улыбается… – она невесомо проводит пальчиком по моей щеке, сердце пропускает удар. – И сильные руки… В них я чувствую себя такой маленькой и защищённой…

– Ты и правда маленькая… – мой голос хрипнет от накатившего возбуждения, мне становится нечем дышать.

Её губы трогает лёгкая улыбка:

– Да… слишком маленькая для его большого…

– Сена! – я не могу сдержать тихий смех, её игра в соблазнительницу всегда балансирует на грани чувственности и комедийного стендапа.

Она возмущённо хлопает меня по груди:

– Для его большого сердца! Извращенец!

Зефирка собирается вернуться на своё место, но я перехватываю её руку и притягиваю ближе к себе:

– Ход моих мыслей мне нравился больше…

Она лукаво улыбается и слегка склоняет голову набок:

– Ты не нуждаешься в комплиментах, не напрашивайся.

Я ловлю её взгляд и понимаю: сейчас мы оба играем с огнём.

– А ты прекрати так смотреть…

– Как? – шепчет почти неслышно.

– Так, будто хочешь, чтобы я снова прижал тебя к стене и заставил громко стонать…

В её глазах отражается всё моё желание. Пространство между нами тает, превращаясь в сладкое ожидание неизбежного продолжения нашей игры.

– А ну иди сюда! – смеясь, тяну её за руку, но Сена не была бы Сеной, если бы не вывернулась и, залившись звонким, заразительным смехом, не рванула прочь от меня.

Мы носимся по всей квартире, словно дети, играющие в догонялки. Она визжит и хохочет, когда я наконец ловлю её и утаскиваю за собой на диван. Мы целуемся, боремся, кусаемся, сбрасываем одежду и медленно сходим с ума от взаимного, пронизывающего до самых костей влечения. Ни с кем и никогда мне не было так легко и так хорошо, как с ней. Мне нравится просто болтать с моей Зефиркой, валяться на диване, бездумно смеяться, есть пиццу прямо из коробки, пить безалкогольное вино, заниматься страстным сексом… Любить.

Хотя последнее мне категорически запрещено.

Я накрываю малышку своим телом и прерываю её тихий писк влажным, требовательным поцелуем. Я хочу заглушить бешеный стук сердца страстью, заткнуть стонами кричащие мысли о моей непрошеной привязанности, забыть за пеленой похоти её улыбку – ту самую улыбку, ради которой я, кажется, готов на всё.

Абсолютно на всё.

***

После двух ярких вспышек удовольствия мы лежим в моей постели, окутанные сладкой негой и умиротворением. В комнате витает особенная атмосфера – полумрак мягко обволакивает нас тёплым коконом полузабытья. Несмотря на то, что во время близости Зефирка любит шептать всякие глупости и нежности, после она неизменно становится удивительно молчаливой и задумчивой. Её голова уютно устроилась где-то в районе солнечного сплетения, а густые локоны по-хозяйски раскинулись по моей груди, словно она решила окончательно завладеть мною. Как маленький осьминог, полностью облепила моё тело и подчинила своей воле.

– Ты там как? – тихо спрашиваю я свою мышку, перебирая пальцами шелковистые кудряшки.

– М-м? – Она лениво поднимает голову и одаривает меня улыбкой, сверкая белоснежными зубками. – Лучше всех!

Сена подкладывает ладонь под подбородок и ласково рассматривает меня. Точно так же делаю и я, когда она спит и не может подловить меня на слишком откровенном взгляде.

– Откуда этот шрам? – вдруг спрашивает Зефирка и осторожно проводит пальцем вдоль плечевого сустава.

– Операция, – отвечаю односложно, надеясь избежать дальнейших расспросов. Мне совершенно не хочется копаться в своём тёмном прошлом.

– Травма? Во время игры?

– Да. Именно эта травма стоила мне карьеры. – Я болезненно усмехаюсь. Столько лет прошло, а я до сих пор не могу простить себе произошедшее.

– После неё ты ушёл из хоккея… – Сена сочувственно смотрит мне в глаза и опирается на локти. – Мне очень жаль… Как это случилось?

– Зефирка, это было давно. Не стоит сейчас копаться в этом, – выпаливаю я привычную фразу и тут же жалею об этом.

Она смущённо опускает взгляд и начинает запинаться:

– Прости… Я не хотела лезть… Мы ведь совсем не… В общем, мы не в тех отношениях, чтобы ты…

Нет, не в тех. Но в каких-либо других отношениях с Сеной я быть просто не хочу. И именно поэтому сразу же притягиваю малышку обратно к себе в объятия.

– Я молчу не потому, что хочу закрыться от тебя. Просто не хочу показывать свою уродливую сторону. Мне невыносима мысль, однажды увидеть разочарование в твоих глазах.

Сена удивлённо сверлит меня взглядом своих лазурных глаз и медленно качает головой:

– Мне всё равно, каким ты был раньше. И даже всё равно, какой ты сейчас с другими людьми. Я вижу только того Курта, который рядом со мной здесь и сейчас. И ничто не сможет изменить моего мнения о нём.

Мои губы самопроизвольно растягиваются в благодарной улыбке. Может быть, стоит хотя бы раз попробовать раскрыться кому-то? Возможно тогда станет легче?

– По официальной версии я не успел сгруппироваться и мне заехали клюшкой прямо по ключице…

– Официальной? Значит, есть ещё и неофициальная?

– Да. То, что я так облажался – исключительно моя вина. Это была вовсе не случайность и не несчастный случай, просто результат моих собственных глупых поступков и ошибок. Я получил ровно то наказание, которое заслужил. И теперь живу с чувством вины перед самим собой.

– Что значит «ты получил то, что заслужил»? Думаешь, это какая-то карма?

– Нет, всё гораздо прозаичнее. Я ведь уже рассказывал тебе, что не избежал ни одной ловушки пубертатного периода. Единственным моим якорем был хоккей. Только ради него я мог отказаться от вечеринки, выпивки или секса накануне важной игры. Но даже это получалось далеко не всегда: бывало, тренер устраивал мне разнос за опоздания или за моё плачевное