Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки - Ксения Мэо

ткани мазь, которую Перси назвал «Огнецвет». Ее готовят из редчайших трав, настояв на магических драконьих артефактах. Она впитывает жар тела, усиливая регенерацию, и, если в темноте приглядеться, излучает мягкое золотистое свечение.

Сейчас в комнате тихо. Только потрескивает огонь в камине, за окном тихо сипит ветер, а где-то далеко, в другой части дворца, слышны глухие шаги стражников.

Я свернулась на оттоманке у ложа Эдварда, позволив себе прикрыть глаза. Совсем на минутку…

Но низкий, охрипший голос вырывает меня из забытья:

— Адель… ты здесь?

Я открываю глаза.

Эдвард смотрит на меня, чуть приподнявшись на подушку. Кажется, ему лучше. Золотисто-карие глаза еще немного мутные после долгого сна. Но в них есть цепкость, от которой в груди разливается тепло.

Я поднимаюсь, стряхивая с себя остатки сна, и невольно улыбаюсь:

— Конечно, — отвечаю и усаживаюсь на край кровати. — Где мне еще быть?

Эдвард медленно моргает, словно не веря своим глазам.

— Я, признаться, думал, что ты не станешь так… — он запинается, будто подбирая слова, а потом хрипло выдыхает. — Уж точно не будешь спать у моей постели.

Я усмехаюсь, но не зло, а скорее с теплотой.

— И что же, по-твоему, я должна была делать?

— Я не знаю, — он отворачивает взгляд, будто смущен. — Я не привык… чтобы кто-то оставался рядом. Моя жена не стала бы, это я знаю точно. Упорхнула бы примерять наряд к портному или в свои покои читать книгу о пламенной любви.

Я чуть склоняю голову, наблюдая за ним.

— Ну как я могла так поступить? — скорее утвердительно спрашиваю я.

— Почему? — Он пристально всматривается в мое лицо, будто ищет там подтверждение моим словам.

Простой вопрос. Но от него у меня сбивается дыхание. Почему? Почему я не ушла? Почему не покинула его, когда могла? Почему мне важно быть рядом?..

— Потому что я не могла иначе, — отвечаю я.

Сердце вдруг сбивается с ритма. Такое впервые я испытывала всего один раз, когда признавалась в любви мужу в другом мире.

Эдвард чуть приподнимается на локтях.

— Тебя тянет ко мне, Адель? — прямой тон, но хриплый голос. И вопрос, бьющий прямо в лоб.

Я сжимаю пальцы на подоле платья. Это важный вопрос. И важный ответ. И он должен быть честным.

— Да, — отвечаю почти шепотом.

Его губы чуть приоткрываются, будто он собирается что-то сказать, но замолкает.

— Любимая… — вдруг произносит Эдвард.

Я замираю. Да ну сколько можно? Зачем тешить себя этими иллюзиями?

— Я не она, ты понимаешь? — вырывается грубее, чем следует, но я уже со счета сбилась, сколько раз сказала ему об этом. А он все свое.

— Ты не она, и ты никогда не будешь ею, — отрезает Эдвард, тоже чуть повышая голос. — У меня нет иллюзий. Я вижу, что ты не она, и… это меня не пугает!

Эти слова — не упрек, не обвинение. Это принятие.

— Именно в этом… твоя сила, — продолжает он с воодушевлением.

Я едва дышу, слушая его.

— Настоящая Аделина была прекрасной женщиной. Доброй. Милой, — Эдвард поднимается ещё выше, хотя ему это не легко, и почти садится, чтобы быть со мной на одном уровне. — Но она была легка, как солнечный луч. Её мысли были заняты нарядами, балами и уроками каллиграфии. Она любила меня, но… — он задерживается, словно подбирая слова, — она никогда не пыталась понять меня.

Эдвард прищуривается, словно погружаясь в воспоминания.

— Я помню, как ей было скучно слушать о делах королевства, — он переводит на меня ясный взгляд. — Она соглашалась с тем, что я говорил, но никогда бы сама не завела разговор о моих делах. Она не видела дальше бального зала и вышитых узоров на своих манжетах. Я… не виню её. Она была тем, кем была. И я даже немного скорблю по ней.

Я сглатываю.

— Но ты — другая, Адель! — его голос становится ещё сильнее, крепнет, будто отражая пламя, которое разгорается у него внутри. — Ты сильная. Ты видишь людей, когда я видел только королевство. Ты одна спасла Зеленую. Не из страха. Не из чувства долга. А потому, что тебе было не все равно.

Его слова обжигают, но не болью — у меня внутри жжется гордость, и момент кажется очень трогательным. Восстанавливая Зеленую, я и не думала, что мои заслуги кто-то признает. Просто делала что должно.

— Я думал, что скучаю по той Аделине. Я скорбел о ней, — Он резко выдыхает, наклоняясь чуть ближе. — Но пообщался с тобой и увидел, что ты больше, чем она когда-либо была.

Я смотрю на него, и в груди что-то разрывается.

— Я… — голос срывается, но я нахожу в себе силы продолжить. — Я думала, ты любишь её. Что тебе важна именно она.

— Я любил образ, который себе нарисовал, — признается он. — Но теперь я хочу не призрак прошлого. Я хочу тебя.

Его пальцы находит мою ладонь и легко накрывают её. Я чувствую его тепло, и по руке взмывают горячие мурашки.

— Если ты позволишь, я не дам тебе усомниться в этом.

Воздух между нами словно наэлектризован.

Я чувствую, как меня тянет к нему — необъяснимо, неудержимо. Но в то же время в глубине души копошится страх.

— А если я не смогу дать тебе то, что ты ждёшь? — выдыхаю я.

Эдвард усмехается, но в его глазах нет насмешки. Он серьезен и совершенно искренен.

— Ты уже даёшь мне больше, чем я когда-либо ожидал.

Я не знаю, сколько времени мы просто смотрим друг на друга. В его глазах не требование, не ожидание, а уверенность. Трепетная вера в меня.

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, в дверь стучат.

Мы оба вздрагиваем, возвращаясь в реальность.

Эдвард неохотно отстраняется, тяжело выдыхая.

— Что? — бросает раздраженно.

Дверь приоткрывается, и на пороге появляется Фарквал.

— Ваше Величество, новости. Вам нужно это услышать.

61

Я сжимаю губы, стараясь унять дрожь в пальцах. Признания… чувства… Всё это откладывается. Но я знаю, что между нами что-то изменилось. И что уже не будет как прежде.

Эдвард тоже замирает, словно отрезанный от момента, в котором мы только что были. Его тёмные глаза мерцают в полумраке комнаты. Он