Никто, кроме нас - Яна Дин

– Конечно она его, – вдобавок сказал Каир, – Ты посмотри на эти черты лица, она же копия…

– Хватит, – ледяной тон Даниэля заставил всех замолчать, – Не при ребёнке.

Члены семьи совершенно не в курсе, что Тина ничего не знала. Боже.

– Почему вы так говорите? – подала голос дочь. Она вырвалась из моих рук, сжимая кулаки, – Мой папа в путешествии, и он ведь не дядя Даниэль! – фисташковые глаза стали стеклянными. В них виднелись слезы, отчего мое сердце превратилось в узел, что вот-вот и разорвется.

Дочь повернулась ко мне. Даниэль замер напротив, глядя мне в глаза. Я растерянно смотрела в ответ. Будто он мог что-то изменить.

– Мама, – Тина вцепилась в меня, – Мама, – встряхнула она, и я наконец оторвала взгляд от Даниэля, посмотрев на дочь, – Ну, скажи же мне, кто мой папа?

Сердце замерло. Я перестала дышать.

Она впервые задала этот вопрос. Обычно Тина спрашивала об этом более мягко и невзначай, но сейчас спросила прямо. Стало страшно. Что сделать? Солгать?

Я не могла солгать. Моя дочь не могла расти во лжи. Хватит и того, что я делала это все пять лет.

Молчали все. Даниэль дал мне волю. Ситуация в моих руках. Скажу ли я правду? Зависит от меня.

Инесс тихонько села на свое место. Даже пьяный Каир замолчал.

– Твой папа, – в горле сухо, я давилась своими же словами, – Я хотела сказать, милая, – выдохнула, пытаясь погасить дрожь в голосе, – Дядя Даниэль – твой папа.

Я смотрела в глаза Тины, ловя её реакцию. Господи, в них было столько разочарования. Во мне. Она разочарована во мне. Мартина оторвалась от меня и побежала в сторону раскрытых панорамных дверей. Хотела побежать за фисташкой, но крепкие мужские руки мягко удержали на месте.

– Оставь это мне, – прошептал Даниэль, успокаивающе заглянув в мои глаза и побежав за Тиной.

Я заметила, как напряжен его голос. Он волновался. Тоже.

Оставшись стоять в центре гостиной, не могла понять, почему мне стало легче? Несмотря на такую реакцию Тины, я чувствовала облегчение.

– Принесу воды, – Инесс снова встала, – А ты садись, Андреа. Брат должен сделать это сам.

Сделала, как она сказала, но не отводила взора от моря. В темноте, Тину и Дэна уже не видно.

– Всё будет хорошо, – Дри подсела ко мне, взяв за руку, – В конце концов, она должна была узнать. И мы просим прощения, что это произошло не так, как вам хотелось бы.

– Все в порядке, – сжала её ладонь в ответ, – Вы не виноваты.

Тристан словно только пришёл в себя, выругался под нос не самым лестным словом, явно удивлённый.

– Как так получилось? Все эти годы…, – он взглянул на меня, пока я взяла воду у Инесс, – Все эти годы, у Дэна была дочь?

– А у меня племянница, – улыбнулась Инесс, но ее улыбка дрогнула, как только карие глаза коснулись Тристана. Я могла бы не заметить, но было так очевидно, что они влюблены, но и очень сломлены. Каждый проживал свою скрытую боль.

– Она красавица, – поднял руки в капитуляции Каир, – Эта девчонка разобьёт множество сердец. У меня все, – и он откинул голову на диван, прикрывая глаза.

Габриэль молчал. Он тоже утопал в своих мыслях, глядя на море.

Мне очень хотелось последовать за Даниэлем, но сейчас Тине нужен отец. Они должны поговорить.

Даниэль

Эта девочка копия своей мамы. Иначе, как объяснить, что мне во второй раз приходится бегать за женщиной. И это оказалась моя дочь.

– Тина! – наконец догнал фисташку и поднял, чтобы она снова не сбежала.

– Отпусти! – Тина ударила меня в плечо маленьким кулачком, – Ты с мамой заодно! Вы врали мне, – девочка возмущенно билась в моей хватке. К такой реакции я вовсе не был готов.

У Тины была истерика. Не так все собиралось раскрыться. Все слишком быстро. Поставив дочь на землю, удержал ее на месте. Тина была маленькой, но резкой. Пришлось приложить силы, чтобы держать эту фурию на месте.

– Ты выслушаешь меня? – аккуратно поймал взгляд ее прекрасных глаз. Сходство с глазами Андреа сводило с ума. – Пожалуйста, – господи, кажется, я впервые говорил «пожалуйста».

Тина наконец перестала выбиваться и кричать «отпусти!». Дочь яростно посмотрела на меня в ответ, приподнимая подбородок. Её детские глаза бушевали так же, как и море рядом, подплывающие к нашим босым ногам. Это была моя дочь. В ней текла моя кровь. Моя частичка. Она не склонит голову ни перед кем. Склонять будут перед ней. И я прекрасно знал это.

– Нам с твоей мамой нужно было время, фисташка, – выдохнул в растерянности, – Мы не хотели тебя расстраивать.

– Поэтому ты исчез? – в её голосе все ещё слышны нотки обиды, а по щекам уже текли слезы.

Они злили. Мне не нравились заплаканные глаза моей дочери.

– Я обидел твою маму, она на меня…немного обижена, – жестом показал донышко, – Но я обязательно все исправлю, хорошо? – поддался вперёд, коснувшись маленького носика своим, – Ты прощаешь меня?

Тина на секунду опустила взор. Фисташка шмыгнула носом, а потом громко заплакав, кинулась в мои объятия. Немедля, обнял дочь в ответ, вдыхая её прекрасный запах. В глазах защипало. Я закрыл их, давая волю чувствам. Отдавая моменту всего себя.

Моя дочь. Моя кровь. Моя принцесса.

– Папа, – голос Тины сорвался. Она впервые назвала меня папой. Сердце перестало функционировать от этого осознания. Тина заплакала ещё громче, утыкаясь лицом в моё плечо, – Ты мой папа. Мой, – она крепко-крепко сжала мою футболку в руках, шепча «папа» и разбивая меня с каждым разом все больше и больше. – Я люблю тебя.

Как легко сорвались последние слова с её губ. Она любит меня. Она уверена в этом. Даже не зная, какой и кто я на самом деле, моя дочь любила меня. Эта любовь была другой. Чистой, невинной. Той, что каким-то образом освещало во мне темноту.

Тина любила меня просто за то, что я есть. Разве не эта высшая степень любви? Любить безвозмездно.

– И я тебя, фисташка, – целовал дочь в шелковистые длинные волосы, не отпуская. Уселся на песок, и фисташка уместилась в моих руках, свернувшись калачиком и сжав воротник моей футболки, словно боялась, что, если отпустит, я исчезну.

– А если мама не простит? – задумалась дочь, – Ты же не уйдешь? Скажи, что нет, папа, – в голосе девочки послышался страх.

– Я больше тебя не брошу, – прошёлся по ее волосам, целуя в висок, – Даже если мама будет