Дикая Омега - Ленор Роузвуд

И на мгновение мне кажется, что он всё-таки сломается. Что продавит узел, не слушая меня, пока я не порвусь под ним.

Но потом — шокирующее.

Он… смягчается.

Все напряжённые линии его тела размягчаются, плечи опускаются.

Он выдыхает дрожащим, удержанным дыханием.

— Тише, тише, — шепчет он, проводя шершавыми подушечками пальцев по моей раскалённой щеке. — Не нужно гнать себя дальше, чем ты готова. Пока нет.

Мои веки дрожат, я поднимаю взгляд — и вижу в его грубоватых чертах не ярость, не нетерпение, не то разочарование, которое я привыкла видеть у альф, когда я «недостаточно» хороша.

А что-то… другое. Голое, неприкрытое восхищение. Будто он сам не верит, что я доверила ему это.

— Ты всё сделала охуенно, малышка, — мурлычет он, склоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб. Нежно. Так нежно, что у меня перехватывает дыхание.

Я дрожу под ним, разрываясь между разочарованием и огромным, всепоглощающим облегчением.

Какая-то древняя, безумная часть меня жаждет быть полностью захваченной. Чтобы меня выгнули, растянули, наполнили до предела. Чтобы я принадлежала им до последней дрожи.

Но более трезвая часть понимает — я не готова. Не сейчас.

Я киваю, благодарная ему за то, что он остановился. За то, что услышал меня.

Он подмигивает в ответ — и его бёдра снова подкатываются вперёд, в долгом, влажном перетекании, и мы оба срываем стон.

— Вот умница, — рычит он, его толстый, горячий член легко скользит в моих глубинах. — Просто ложись, расслабься. Дай нам позаботиться о тебе, да?

Я тихо вскрикиваю, прогибаясь, когда это сладкое, тянущее удовольствие снова начинает расти.

Мои пальцы морщат простыни. Пальцы ног сводит. Тело снова накаляется, как струна, готовая лопнуть.

Тэйн одобрительно урчит сбоку, его широкая ладонь ложится на мой живот — тёплая, тяжёлая, уверенная. От одного этого прикосновения у меня по бёдрам стекает новая волна сладкой, прозрачной жидкости, мышцы внутри начинают лихорадочно сжиматься.

— Посмотри на неё, — хрипит Тэйн, голосом, похожим на дым. — Она просто светится, ёбаный ты пёс.

Щёки вспыхивают от его слов, но мне всё равно — потому что из груди вырывается жалобный, голодный звук.

Я тянусь к Виски, цепляюсь за его грудь, выгибаюсь навстречу каждому толчку.

— Пожалуйста… — умоляю, не в силах остановиться. — Мне… мне нужно…

Но я не успеваю договорить — он знает. Конечно знает.

Его большой палец находит мой клитор — и первое же ледяное касание по оголённому нерву выбивает из меня крик.

Он усмехается, низко, грязно, проводя круг за кругом по мучительно чувствительному месту, балансируя на грани «слишком много».

Это… слишком. Это потрясающе. Это разрывает меня на части. Каждое движение его бёдер выбивает у меня воздух. Каждый круг его пальца разламывает остатки моего контроля. Я таю, растворяюсь между ними, превращаюсь в дрожь и желание.

Оргазм взрывается внутри ярчайшей вспышкой — меня накрывает волнами, тело выгибается дугой, мышцы пульсируют вокруг его члена, затягивая его глубже, сильнее, горячее.

Я кричу, почти плачу, захлёбываясь этим сладким, разрушающим блаженством.

И только когда я полностью выгораю, обмякнув под ними, я чувствую, как у Виски сбивается ритм.

Он захлёбывается.

Грудь ходит ходуном. Бёдра ударяются о мои короткими, отчаянными толчками. Я никогда бы не подумала, что он тот альфа, который даст омеге кончить первой. Тем более — несколько раз.

Но вот он. Его лицо, искажённое сладкой агонией.

Он запрокидывает голову, выдыхая животным рыком, его член дёргается внутри меня, пульсируя, выплёскивая горячие струи глубоко внутрь.

Я снова вскрикиваю — чувствительность настолько острая, что грани реальности расплываются. Моё тело жадно сжимается, словно пытаясь выжать из него всё, что он даёт.

Он оседает сверху, тяжёлый, горячий, мокрый от пота. Его вес полностью придавливает меня к матрасу. Я лежу, ошеломлённая, дышу рвано, чувствую, как в горле поднимается мурлыканье. На этот раз я даже не пытаюсь его подавить.

Сердце колотится так сильно, что кажется — я слышу его в ушах. Мне больно в тысяче мест — сладко, приятно, по-живому.

И… я действительно…получила от этого удовольствие?

Крошечная часть меня хочет захлебнуться стыдом.

Другая — облегчением.

Но сейчас…

Сейчас я просто хочу лежать здесь.

Я тихо всхлипываю от послешоковой чувствительности, моё тело дёргается, и Виски мгновенно перестаёт двигаться.

Он наклоняется, целует меня — неожиданно мягко.

— Потише, маленькая дикая кошка, — шепчет он. — Отдыхай. Жар закончится только когда хоть один из нас всадит тебе узел в эту маленькую узкую киску.

Я краснею до корней волос, но… он прав. Как бы хорошо ни было сейчас… Я уже чувствую, как угли жара шевелятся внутри.

Желание вернётся. Сильнее.

Я вздыхаю, позволяю векам опуститься, и погружаюсь в тепло их тел.

Запутанная в руках.

В запахах. В тяжести и безопасности, которых я никогда раньше не знала.

И маленькая, тайная часть меня не хочет, чтобы это заканчивалось.

Не сейчас.

Еще нет.

Глава 39

ВАЛЕК

Диван скрипит, когда я меняю положение, пытаясь устроиться поудобнее. Сон, как обычно, не идёт. Да он и в лучшие дни приходит ко мне неохотно. Не с криками, что до сих пор звенят у меня в голове, не с фантомным привкусом крови на языке.

Сегодня меня преследует её запах — цепляется к воздуху, как призрак. Мед и специи, такая сладость, что зубы ломит. Он струится в голову, оседает в костях, пока я не схожу с ума.

Тяжёлые, неровные шаги стучат по лестнице. Я сажусь, губы обнажают зубы в беззвучном оскале. Тэйн и Виски валятся в прихожую, пахнут сексом и мускусным жаром омеги.

— Проснулся, псих, — бурчит Виски, кивая подбородком наверх. — Теперь очередь за тобой.

По венам вспыхивает тёмное удовольствие, член вжимается в ткань штанов, дёргается. Я вскакиваю, толкаю их плечом и не удостаиваю ни словом.

Поднимаюсь по лестнице двумя ступенями за раз — её запах становится гуще, плотнее, вязко обволакивает все мое тело. К моменту, когда дохожу до порога комнаты, я уже настолько твёрдый, что, кажется, мог бы вбивать гвозди.

Толкаю дверь плечом — и её аромат накатывает, как удар по черепу. Айви свернулась в центре гнезда, рыже-каштановые волосы влажные, растрёпанные на подушках. Из груди вырывается низкое рычание — инстинкт рвётся наружу, яростный, собственнический.

Айви вздрагивает, её прозрачные, кристальные глаза цепляются за мои, пока я подхожу. В этих глубинах вспыхивает тревога, смешанная с чёткой нотой страха. Она отступает к изголовью, сжимая простыню, будто талисман.

— Боишься большого плохого волка, маленький кролик? — хриплю