Восьмая наложница - Юлия Владимировна Буланова

— Мальчики, а вы не хотите покататься на лошадках? Думаю, вам будет полезно подышать свежим воздухом.

Через минуту их и след простыл.

— Вы его напугали, — сказала Рия, не отрываясь от своего вышивания. — У нас принято, что учитель говорит, а ученик с почтением слушает.

— Так это смотря какая у учителя цель. Если научить ребёнка безропотно выполнять чужие приказы, то это отличный способ. А мне надо, чтобы они умели думать, сомневаться, задавать вопросы, спорить и отстаивать свою точку зрения. Умели слушать других, но не были зависимы от чужого мнения. А для этого с детьми надо говорить, а не заставлять лишь слушать.

— Так принято на вашей родине?

— Да, — соврала я. Принято. Как же. Со мной никто особо не разговаривал. Ни дома, ни в школе. И дело не в том, принято это или нет. Дело в том, что так правильно.

Не заставлять слушать, заучивать и повторять, а спокойно и мягко подводить ребёнка к нужной мысли. Давление всегда рождает протест. А когда ты сам сделал вывод, против чего протестовать?

Но Рии этого не объяснить. Слишком это нетрадиционные идеи для традиционного общества, где ученик должен почитать учителя и не может с ним спорить.

Когда так воспитывали одного Лисёнка, это особых противоречий не вызывало. Ученик — принц как-никак. А учитель — слуга. Разница в социальном положений позволяла Джиндзиро многое.

Но что дозволено сыну Императора, не всегда допустимо для простых смертных.

Одна надежда, что Шен, будучи человеком широких взглядов, поймёт меня и поддержит.

Глава 34

Наши приёмыши дичились, наверное, дней пять. Потом немного оттаяли.

Миори была ровесницей Лисёнка, но казалась намного младше из-за маленького роста и худобы.

Тихая. Мечтательная. И до ужаса тактильная. Ей постоянно нужно было с кем-нибудь обниматься. Этой участи даже Джин не избежал. Впрочем, мой сын быстро привык к тому, что сестра его нового друга тискает его при любом удобном случае. Деваться ему, всё равно, было некуда. Хотя, первое время ему это давалось непросто.

— Понимаешь, тут какое дело. Иногда у людей бывают особые потребности, — Киан решил провести беседу с растерянным племянником. Джин не хотел терпеть «все эти кошачьи нежности», но как это прекратить, не обидев девочку, не знал. — Помнишь, как Лей увидел на краю обрыва цветок лидиса и полез за ним? А потом весь вечер варил снадобье от подагры. Казалось бы, он мог этого не делать.

— Нет, ну, как это не делать, когда цветок сам в руки шёл? Это же расточительство.

— Ладно. Шен звереет, если не имеет возможности практиковаться с оружием. Твоя мама любит читать перед сном. А я люблю ездить на лошадях. Без этих вещей можно прожить. Но именно они делают нас счастливыми. Так вот, Миори требуется ласка. Очень много ласки. Это помогает ей приспособиться к новой жизни и почувствовать себя лучше. Она же ещё очень маленькая. И у неё нет мамы.

— Без мамы плохо, — согласился Лисёнок и пошел обниматься с Миори.

— У тебя неплохо получается объяснять, — сказала я, присаживаясь рядом с Кианом и переплетая наши пальцы.

— Спасибо. Тебя очень сильно вымотала дорога? Ещё пара дней и мы будем дома.

— Всё хорошо.

— Я бы хотел побыть с тобой наедине. Чтобы только ты и я. Ты не подумай. Мне нравится Джин. Он славный, но…

— Постоянно находиться в компании двоих сорванцов и одной изголодавшейся по ласке крохи, бывает утомительно. Я понимаю. Кстати, мне кажется, что мальчики подружились.

— Они, определённо, поладили. Но дружбой это назвать, пока, сложно.

— Жаль. Ему нужны друзья, которые не качали его в колыбели. Для расширения кругозора.

— Расскажи о мире в котором ты родилась, — улыбнулся мужчина. — Я хочу понять, почему ты такая.

— Какая?

— Удивительная. То, как ты воспитываешь сына мне кажется одновременно и странным, и правильным. Ты никогда не наказываешь его и часто хвалишь. Строга, но никто не может понять в чём заключается эта строгость.

— Я последовательна. Есть вещи, которые делать нельзя. Никогда. Лисёнок их знает и понимает, почему нельзя. Всё остальное — можно. Если он что-то делает неправильно в первый раз, я сначала объясняю, как правильно, а не наказываю. Потому что наказывать можно лишь за осознанный поступок. Если ребёнок не знал, что поступает плохо, это не его вина, а родителей. Потому что это они должны были рассказать, объяснить, предупредить. Дети должны следовать четким правилам, а не предугадывать их.

— Ты — принцесса очень хорошего и правильного мира, если у вас принято так воспитывать детей. Или тебе тяжело вспоминать о родине?

Я закусила губу. Тот мир такой же правильный, как я принцесса. Знал бы ты, Киан, где и как я росла.

Мне до ужаса не хочется врать. Только правду, даже приукрашенную, он вряд ли сможет принять. Потому что нет тут таких понятий, как алкоголизм, настоящая война, крайняя нищета или врождённые психические расстройства.

На Альтее того, кто надругался над маленьким ребёнком или подростком, а после убил, ждёт смерть. Доказать факт насилия и указать на виновника сможет любой целитель, даже если жертва давно мертва. Тут убийца нескольких девочек не сможет оказаться на свободе ни через десять, ни через двадцать лет, ни даже совершив «великий подвиг во имя чего-то там важного государству». Потому что такого рода преступления всегда серийны. Монстр, который должен был убить меня, но сам сгорел в огне Алой Богини — лучшее тому доказательство. Он вернулся к своему «увлечению» так быстро, как только смог.

Киан в своём воображении нарисовал образ равной ему женщины и, вполне возможно, увлечён именно им, а не мной — настоящей.

А я боюсь его разочаровать. Как объяснить настоящему принцу, что я, просто, решила устроить свою жизнь с точностью до наоборот от того, как жили мои родители, но боюсь в этом своём стремлении переусердствовать. Ведь, как известно, лучшее — враг хорошего. А понимание того, кто мой Лисёнок на самом деле, побуждает очень ответственно подходить к вопросу его воспитания. Нет во мне ничего удивительного. Просто, тебе известна лишь половина переменных этого удивительного уравнения жизни, а мне немного больше.

Я должна сделать Джиндзиро спокойным, психически стабильным и счастливым. Ведь счастливые люди не стремятся к разрушению ради разрушения.

— Теперь моя жизнь здесь, а тот мир… он в