Лучшее лекарство от любви - Трейси Броган

— Какие травмы были у вас в прошлом? — спросила я, по-прежнему не поглядывая на его татуировку.

Он вздохнул, словно обдумывание ответа причиняло ему головную боль, что в его положении было неудивительно.

— Вывих плеча, разрыв коленной связки. Перелом кисти. Как-то раз рассек лоб, катаясь на сноуборде.

Он дотронулся до места над правой бровью, где белел шрам.

Я бы заметила его раньше, если бы не избегала так старательно зрительного контакта. Я наклонилась, чтобы рассмотреть шрам. А пациент в тот же миг повернулся ко мне, и я поймала себя на мысли, до чего несправедливо, когда у мужчины такие густые темные ресницы: мне для такого же эффекта приходится накладывать сто слоев туши.

— Вы хотите, чтобы я перечислил все травмы? — спросил он. — Я уже все рассказал другому врачу.

Я выпрямилась и взглянула на медсестру:

— Не могли бы вы дать мне его карту?

Она дала, и я пролистала бесконечный, как список белья для прачечной, перечень травм, подробно задокументированный доктором Макнайтом. Переломы, растяжения, сотрясения. Этот парень или чертовски неуклюж, или конченый адреналинщик. Но он выглядит слишком накачанным, чтобы быть неуклюжим.

— Ладно, мистер Конелли, если отвлечься от телесных повреждений, которые нанесла вам жизнь до настоящего времени, вы бы оценили состояние своего здоровья как хорошее?

— Да, мэм.

Мэм?!

О, вот это действительно обидно. Я, конечно, феминистка до мозга костей, но ни одна женщина моложе семидесяти пяти не захочет, чтобы к ней обращались «мэм». С тем же успехом он мог назвать меня бабулей. Резкая беспричинная боль сдавила мне грудь. Возможно, вся эта история с днем рождения расстроила меня намного больше, чем я готова была себе признаться. Внезапно я почувствовала себя… как бы это назвать? Сварливой старухой?

— А вам не кажется, что довольно безответственно пить виски и кататься при этом на аквабайке?

О да! Вот это точно прозвучало как старушечье ворчание. Я почувствовала, как поджала губы, произнося слово «виски», будто жена проповедника времен сухого закона.

Но мой одаренный прекрасной внешностью молодой пациент только рассмеялся:

— Да, виски явно был лишним. Но я отказался от пива на время поста. К тому же я не планировал кататься на водном мотоцикле. Это вышло случайно.

Я не представляла себе, как можно «случайно» оказаться на водном мотоцикле, но, в конце концов, это меня не касалось. Не мое дело судить глупого щенка, сорвавшегося с поводка. Мое дело — залатать то, что он себе повредил. К тому же я хорошо помню, что пост заканчивается накануне Пасхи, а сейчас июнь; и если даже в этом он соврал, вряд ли он честно ответит на другие вопросы. Займусь-ка я лучше своими прямыми обязанностями.

— Хорошо, давайте зашьем рану и отправим вас… выздоравливать.

Медсестра повернулась ко мне, и я наконец зацепила взглядом ее бейджик. Ее звали Сюзи. Откуда в моей голове взялась Лиша? Вот поэтому я крайне осторожно обращаюсь к другим по имени. Памяти на имена никакой. Я могу перечислить названия всех мышц в человеческом теле, но попроси меня назвать имена сотрудников в моем отделении, а тем более сказать, как зовут какую-нибудь медсестру из скорой помощи, и я пропала.

— Спасибо, Сюзи! — крикнула я ей вслед, потому что она направилась к следующему пациенту.

Я устроилась на стуле — все инструменты и материалы были под рукой — и приготовилась шить. Вот в чем я действительно хороша. Не в запоминании имен. Не в светской болтовне. Вот где я чувствую себя в своей тарелке. Людские голоса и писк медицинской техники слились в окутывающий меня ровный гул.

Этот гул сопровождал фоном большую часть моей жизни и обычно успокаивал.

Однако сегодня я никак не могла сосредоточиться на ране у себя перед глазами. Но отвлекали меня не шум и хаос в отделении. Отвлекало меня лицо мистера Конелли. С чисто научной точки зрения его внешность оказывала гипнотический эффект. Обе стороны его лица были идеально симметричны, вплоть до одинаковых ямочек на щеках: на свете найдется немного людей, обладающих совершенно гармоничными чертами. Его лицо завораживало. Вот почему я не могла отвести от него глаз. Из научного интереса.

Как ученый, я также не могла не оценить широкие, хорошо развитые плечи, мускулистые предплечья с выступающими жилами, кисти, сложенные на плоском, подтянутом животе. Наверняка под этим халатом скрываются кубики пресса. Не говоря уже о прочих пропорционально сложенных частях тела.

Фух! Здесь действительно жарко, или мне только кажется? Или чертов день рождения спровоцировал наступление пременопаузы и первый прилив? Не могло же меня кинуть в жар оттого, что у мистера Конелли привлекательная внешность! На меня это обычно не производит впечатления. Я зарабатываю тем, что создаю красивые лица. И вообще-то ему всего двадцать семь! Он на восемь лет младше меня! И назвал меня «мэм»!

Это все Делль и Хилари с Габи виноваты, это они вложили безумные похотливые мысли в мою голову. В этом и заключалась проблема.

Будь я двадцатилетней девчонкой, мое возбуждение еще можно было бы понять, даже несмотря на отсутствие у парня здравого смысла и постоянного места работы. Хотя… может, и нет. С двадцати до тридцати лет я была постоянно занята: сначала учеба, потом ординатура, потом специализация. Пока мои сверстники шатались по вечеринкам и спали с кем попало, я училась. Когда они уезжали отдыхать на весенние каникулы, я подряжалась работать волонтером в бесплатной больнице. Родители приучили меня, что делу — время, а потехе — час. А у этого молодого человека вся жизнь — одно сплошное развлечение.

И все же какая-то часть меня втайне жалела, что я никогда не позволяла себе быть легкомысленной, беззаботной и глупой. Не настолько глупой, чтобы бодаться с лодочной пристанью, но хотя бы настолько, чтобы напиться посреди недели.

Я не смогла сдержать разочарованного вздоха.

— Заскучали? — Глаза моего пациента по-прежнему были закрыты, но в уголке рта притаилась усмешка.

— Я выполняю процедуру, мистер Конелли. Когда я работаю, мне не бывает скучно, — ответила я.

— Тайлер, — поправил он.

— Простите?

— Пожалуйста, зовите меня Тайлером. Мистером Конелли меня звал только директор школы в старших классах, и это никогда не предвещало хорошего.

— Почему? Вы были хулиганом?

Я могла себе это представить. Чересчур смазливый, на свою же беду, мальчишка. Заводила и подстрекатель. Общался только с девчонками-чирлидерами. Игнорировал книжных червей вроде меня.

Он открыл глаза и покосился на меня, не поворачивая