Лучшее лекарство от любви - Трейси Броган

исключением лица — оно было пепельно-серым, и на одной стороне уже наливался синяк. Всю левую челюсть от подбородка до уха закрывала марлевая нашлепка, приклеенная пластырем.

Я сунула карту под мышку.

— Мистер Конелли, я доктор Роудс.

В ответ с кровати донесся тихий храп.

Я взглянула на медсестру, которая мяла в руках манжету для измерения давления.

— Что ж, я смотрю, с болевым шоком вы справились успешно, — сухо сказала я.

Она хихикнула:

— Да мы вообще не давали ему обезболивающего. Виски, я же говорила. Когда его доставили, он, считай, уже наполовину был под наркозом.

— Во вторник среди бела дня?

Людей часто привозят по скорой в пьяном виде, в этом не было ничего необычного, вот только этот пациент не походил на асоциального типа. Холеный, с развитой мускулатурой; с красивым, даже несмотря на бледность и заклеенную уродливой повязкой челюсть, лицом — один его вид доставлял эстетическое наслаждение. Хоть сейчас отправляй работать моделью. Не то чтобы я увлекалась мужчинами с модельной внешностью. Но этот, черт возьми, был настоящим красавчиком.

Я подошла к кровати вплотную и повысила голос:

— Мистер Конелли, проснитесь!

Он вздрогнул и открыл глаза. Белки красные, с полопавшимися капиллярами, взгляд слегка остекленевший, и тем не менее у него оказались пронзительно-голубые глаза — самые прекрасные из всех, что я видела в жизни.

Я еще раз заглянула в его историю болезни.

Двадцать семь лет.

Безработный.

В состоянии алкогольной интоксикации.

Черт.

Что за проклятье.

Он смотрел на меня и медленно, очень медленно моргал, словно его мозг еще не до конца загрузил инструкцию. Потом ленивая улыбка приподняла уголок рта с правой стороны.

— Вау! — выдохнул он, снова закрывая глаза. — В этой больнице все сестрички такие секси.

Настоящая медсестра снова захихикала, потом наклонилась к нему и крикнула в самое ухо:

— Эй, спящая красавица! Просыпайся! Это врач. И она пришла накладывать тебе швы на лицо, так что попытайся проявить к ней уважение.

Обожаю ее! Как бы ее ни звали.

Он резко открыл глаза и заморгал значительно быстрее. Я заметила, что взгляд его начал наконец фокусироваться. Он оглядел меня с головы до ног, будто проводя мысленную инвентаризацию.

— Вы врач?

С подобной реакцией я сталкиваюсь постоянно. Вот чем приходится платить, когда со своим ничтожным ростом и рыжими кудрями путаешься под ногами у взрослых дяденек в белых халатах, которые только и делают, что меряются друг с другом своими… непомерно раздутыми эго. Но если моя мать меня чему и научила, так это никому не позволять относиться к себе с пренебрежением. И я не собиралась терпеть его от безработного двадцатисемилетнего лба, который во вторник днем не нашел другого занятия, кроме как напиться и играть в игрушки для больших мальчиков. Я скрестила руки на груди и вздернула подбородок, чтобы казаться на пару сантиметров выше ростом.

— Да, мистер Конелли. Меня зовут Ивлин Роудс, и я дипломированный пластический хирург. Мне сказали, что с вами произошел несчастный случай, поэтому я собираюсь снять повязку и взглянуть, что у вас с лицом. Вам все ясно?

Я положила карту и подошла к кровати с другой стороны.

— Да. Да, конечно, — он кивнул, и это вызвало у него гримасу боли, возможно, из-за раны, но скорее всего, из-за неизбежно подступившего похмелья. Его окружало облако алкогольных испарений. Не затхлого кислого перегара, неизменного спутника бездомных пьянчуг, а приторного, липкого запаха выдохшегося наутро после вечеринки шампанского. Смешанного с ароматом кокосового масла. Очевидно, мой пациент, хоть и не дурак выпить, все же не настолько безответственен, чтобы пренебрегать кремом от загара.

— Есть какие-то жалобы, мистер Конелли? — спросила я.

— Нет, все хорошо.

По глазам было видно, что он чего-то не договаривает, но похоже, это не имело отношения к его физическому состоянию — скорее, к тому впечатлению, которое я на него произвела. Казалось, он заинтригован, но у него есть свои подозрения на мой счет.

— Доктор Макнайт занимается его рукой и плечом, — сказала медсестра. — Мы ждем рентгеновских снимков, но на первый взгляд ни переломов, ни признаков сотрясения нет.

Я натянула фиолетовые латексные перчатки.

— Похоже, вы могли пострадать значительно сильнее, мистер Конелли. С точки зрения статистики вам крупно повезло.

Взгляд его невероятных льдисто-голубых глаз наткнулся на мой.

— Да, я везунчик.

Он попытался подавить смех и сделал вид, что закашлялся. Но тут же вскинул руки и прижал их к груди в защитном жесте, видимо, кашель причинил ему боль. И хотя он был в бесформенном больничном халате в голубую крапинку, я заметила, как растягиваются и сжимаются отдельные мышцы.

Его и мои.

Будь ты проклята, Габи, со своим foda pena!

Я подтолкнула коленом крутящийся черный стул ближе к кровати, а тем временем внутренний голос напомнил мне, что ему двадцать семь. И он безработный. И пьяный.

И твой пациент! Не забывай и об этой маленькой подробности.

— Мистер Конелли, я здесь, чтобы заняться раной на вашем лице, так что давайте в первую очередь с ней и разберемся.

Я сделала вид, что не замечаю ни обнажившегося мускулистого плеча — халат съехал, когда он попытался лечь повыше, — ни набитой на дельте татуировки, показавшейся из-под халата. Меня это нисколько не возбудило. Я профессионал. Я могу сосредоточить внимание на ране, а не на его фигуре. И неважно, пусть Хилари и Габи считают, что мне не хватает сексуальной гимнастики, пусть сама я тысячу лет не упражнялась в положении лежа с мужчиной, пусть даже сегодня мой день рождения, все равно — этот мужчина-мальчик из страны Нетландии вовсе не то, что мне нужно. Мне нужно выполнить свою работу.

Медсестра без напоминания начала готовить поднос с инструментами, а я осторожно отклеила повязку.

Рваная рана моего пациента тянулась от края челюсти к подбородку. Рассечение было длиной сантиметра три, глубокое, но не до кости. И все же такую рану придется зашивать послойно. Шрам все равно останется, хотя я и смогу сделать его почти незаметным. Он будет смотреться эффектно, а не уродливо. Это я умею. Уж в чем-чем, а в этом я мастер.

— Придется наложить швы, мистер Конелли, — предупредила я. — Вам когда-нибудь уже накладывали швы?

Я надавила на кожу.

Он засмеялся:

— Много раз.

— Повышенная склонность к травмам?

Не знаю, зачем я спросила. Для лечения это было не важно, но меня подзуживало неуместное любопытство: интересно, как он обычно проводит время?

— Нет. Просто не люблю сидеть без движения.

Голос у него был глубокий, с приятной хрипотцой. Менее этичную в профессиональном плане