Ворон, который меня пленил - Екатерина Началова

С каждым движением я удаляюсь от родительского дома все дальше и оказываюсь к дому своего избранника все ближе. Рейтор летит впереди, и я ориентируюсь только на его силуэт, ни на что больше.

Я будто плыву. Воздух кажется сладким, как мед, и теплым, как подогретое молоко, от чего мне все еще не верится в происходящее. Может я сплю? Я же долгосидка, перестарка, отсеянный камешек, но Рейтор выбрал меня, и так часто называет принцессой, что я и сама начинаю в это верить, мысленно обращаюсь к себе так же и даже пробую капризничать.

В очередной раз я подталкиваю себя подумать, что вот же, случилось: он выбрал меня, а я — его, это произошло! Мысль не новая, думанная уже сотни раз, но я никак не могу к ней привыкнуть. В груди звенит восторг, и я делаю пару кувырков в воздухе, пока Рей не видит. Не оборачиваясь, Рейтор хрипло каркает и повторяет мое движение. Заливаясь смехом, ветер крутится вокруг нас.

Я не сразу обнаруживаю, что мы летим домой каким-то странным маршрутом. Рейтор ведет меня не через ущелье, а забирает вбок, немного южнее, будто ведет кругом.

Мы приземляемся в месте, где я еще не была, у незнакомого мне дома, построенным между двух скал. Дом свежий, стоит высоко, явно принадлежит не простому Ворону. Стены сложены из тёмного базальта, сливающегося с горными уступами. Крыша покрыта пластинами сланца. Узкие высокие окна, обрамлённые резными деревянными ставнями, смотрят в пропасть, где клубятся облака.

— Зачем мы здесь? — Я осматриваюсь.

— За кружками, — буднично отзывается Рейтор.

Меня на мгновение колет смесью радости с разочарованием. Хорошо, что он помнит о мелочи, о которой я просила, но не о кружках же сейчас стоит думать…

Я снова оглядываю дом и опять не понимаю.

— Но… Тут живет твой знакомый? Кто-то из семьи?

Не обращая внимания на вопросы, Рейтор сжимает меня за руку и тянет за собой. Каменные ступени, дубовая дверь… Я замечаю скобы в виде вороньих когтей. Шагает Рейтор быстро. Спотыкаясь, я успеваю только вопросительно крутить головой. Когда мы заходим внутрь, оказывается, что дом еще не достроен.

Вкусно пахнет смолой. Посреди зала лежат длинные доски, у которых вразнобой стоят какие-то сундуки. Тут же возвышаются грубые сколоченные козлы. Рядом с ними бочка с водой, в которой плавает жестяной ковш. На второй этаж ведет недостроенная лестница. Перил на ней пока нет. Перегородок тоже нет, поэтому с первого этажа виден край аккуратно застеленной кровати. Она странно смотрится посреди незавершенной стройки. Краем глаза я улавливаю стойку, из которой торчат многочисленные рукояти мечей и только в этот момент начинаю понимать.

— Этот дом, он… — лепечу. Голос сдает.

Я во все глаза смотрю на Рейтора. Он резко откидывает в угол перчатки.

— Сейчас.

Рейтор роется в сундуках, попеременно откидывая крышки то у одного, то у другого. Крышки с грохотом падают на деревянные спины. Внутри одного мягко светятся аккуратные стопки белья, во втором ребра тарелок, в третьем…

— О. Вот она. Новая кружка, — Рейтор демонстрирует мне изящный бокал из сапфирового стекла. — И еще есть.

Бокал переливается под солнечным лучом как драгоценный камень. Сверкает, слепит глаза.

— Рей… Этот дом, ты что… Ты его… — не в силах удержать глупую счастливую улыбку, я не договариваю.

Он подготовил нам «особое место».

— Что тебя так впечатлило, принцесса? — Рейтор выглядит невозмутимым. — Ты не узнаешь наш дом?

— Не узнаю. Он стал больше. И гораздо красивее, — счастливо говорю я.

Рейтор поднимает бровь, пожимая плечом.

— Тебе кажется. Мы ночуем здесь уже не в первый раз.

Я подхватываю игру.

— Но в окне была трещина. Куда она делась?

— Где?

Совершенно серьезно осматривая свежее окно, Рейтор проводит по раме пальцем. Разумеется, трухлявой трещины из старого дома там нет.

— Трещина тебе тоже показалась, — нагло заключает Рейтор.

— В крыше была дыра.

— Я днем починил.

— Вид из окна был другой!

— А вид я тебе внушил.

— Рей!

Бросаюсь на него колотить и обнимать. Рейтор смеется, сверкая белыми зубами, и подхватывает меня под бедра, усаживая на козлы. Обвиваю его шею, смотрю — и не могу насмотреться. Он весь крылатый, даже брови как два широких черных крыла. Я глажу блестящие волоски одним пальцем. Порой задеваю ресницы, но Рейтор не отводит взгляда.

— Тебе нравится?

— Очень… Я о таком даже не мечтала. Когда ты успел?

— Как видишь, не успел. Начал, как только выбрал тебя.

— Так вот чем ты занимаешься, пока я работаю…

— Вот чем.

Мы говорим шепотом. Слова идут вразнобой, потому что и у Рейтора, и у меня слишком много слов отовсюду. Он рассказывает про строительство, а я придумываю, какие и где будут комнаты. Уже знаю, что одна будет принадлежать его мечам.

Дом молчит, вслушиваясь в наши тихие голоса и привыкая к ним. Снаружи полощут крыльями птицы, на пыльном полу лежат длинные солнечные полосы, а в глазах Рейтора неумолимо и густо расползается непроницаемая чернильная ночь. Он поднимает меня на руки и поворачивается к свету.

Яркий луч из высокого окна на несколько секунд заставляет меня ослепнуть. Зажмуриваясь, я прячу счастье на плече Рейтора.

Пришел день, когда мой Ворон — тот, кто выбрал меня, и тот, кого выбрала я — нашел меня. Я не узнала его по первому взгляду, слову или прикосновению. Нет, сразу — не получилось. Но все что было и пришлось пережить — все кажется одной длинной дорогой к нему.

Эпилог

Лето в этом году выдалось особенно знойным. Горная гряда тянется по земле бесконечной чередой пиков, словно исполинская стена. Солнце прижигает ее пуще всей остальной земли, и от каменной кожи пышет нешуточным жаром. Я ощущаю жар подошвами туфель почти сразу, как обращаюсь. Кстати, туфли мне преподнес Принцесса — тот самый Бык, с которым Рейтор бился на мечах ранней весной. На сходки мечников я летала уже не раз, теперь как официальная спутница Рейтора. Узнав, что он остепенился, мужчины обрадовались. Разошлись, конечно, на шутки про женатого гробовщика, но поздравляли искренне, обещали беречь стратегически нужные части мужа и душевно желали нам завести собственную стаю воронят. Только обязательно злых и мрачных, как папа, потому что они к другим не привыкли. Рейтор ухмылялся и не спорил. Я краснела. В самой маленькой стае — десять голов…

Нашими будущими детьми теперь интересуются все, начиная от родителей и заканчивая Мари с Анием, причем делать это начали с первого месяца. Как только я вхожу, смотрят сначала на живот, оценивая степень его