Ворон, который меня пленил - Екатерина Началова

округлости, и только потом — на лицо. Если я хорошо выгляжу, это вызывает соответствующие предположения: забеременела и расцвела! Если я выгляжу усталой, все уверены, что из-за беременности.

Уж не говорю про намеки и вопросы.

«Когда собираетесь?» — без запинки регулярно спрашивают вестники с таким видом, будто именно я решаю забеременеть мне сегодня или подождать до выходных. Аний спрашивает более завуалированно: рассуждает о том, что сменщицу надо искать хотя бы за три месяца, а лучше за полгода. И косится остро так, с немым вопросом.

На семейных встречах в мою сторону периодически непринужденно говорят, чего-нибудь не есть или наоборот — есть. Говорящие чередуются. На прошлой неделе отличилась Крея, которая заявила, что, если чаще есть сросшиеся плоды, родишь близнецов. Я как раз ела сросшиеся ягоды клубники и чуть не поперхнулась. Совпадение или нет, но такие плоды стали мне попадаться в разы чаще. Сначала я подумала на Рея, но он отпирается, клянется, что в ягодах невиновен и всячески доказывает, что предпочитает делать детей более реальными методами. Но я все равно теперь встречаю сросшиеся плоды везде. Сегодня это были сросшиеся абрикосы, причем преподнес их мне Гнор. Не знаю, что и думать…

Детей бы я хотела, но не тороплюсь. Рей занят то стройкой, то задачами Совета. Он уже дважды летал в Фадию решать какие-то задачи по старым договорам. Результатами не хвастался, обтекаемо сказал, что дело непростое, пока в процессе. Мы оба никуда не торопимся. Хотелось бы сначала закончить строительство, идеально подготовить дом. Он еще не доделан, не все стены замазаны, перил на лестнице пока тоже нет. Не знаю, успеем ли мы… В последние дни я ощущаю нечто необычное. Я пока не уверена, действительно ли чувствую что-то новое в себе или ощущения навеяны надеждами и чаяниями окружающих. Живот вроде плоский…

Хотя, смотря в какой момент его оценивать…

Я то и дело невольно прикладываю руку к животу, прислушиваясь, не шевелится ли там новая жизнь. Или это утренняя каша? Или абрикосы? Ох, зря я их съела…

Мы приземлились на горной гряде, разделяющей Соединенное Королевство и Фадию. Граница между странами не нуждается в дополнительных знаках — сама природа создала неприступный барьер. В ясные дни, такие как этот, с вершин видно, как меняется ландшафт по ту сторону хребта. Там начинается Фадия. Другая страна, другая жизнь, даже ветер, кажется, говорит на другом языке. Но и там те же горы продолжают свой бесконечный путь вверх. Под ними шумит бурная река.

— Смотри, принцесса, — Рейтор протягивает вперед руку. Я послушно гляжу, куда он указывает.

На голубом полотне неба черно-ржавым облаком реют фадийские вороны. На нашей стороне летает единичный черный: такой же наблюдатель, как папа.

— В Фадии воронов много, но они слабее, у них есть только сны. — Рейтор говорит, не отрывая горящего взгляда от стаи. — В Королевстве — мало, зато род невиданно силен. Настолько, что нас боятся даже Драконы. Вороны Фадии обречены на слабость, а мы…

— А мы? — тревожно спрашиваю я, отвлекаясь от оценки собственного живота.

— На смерть, — легко произносит Рейтор. — У нас есть почти все кроме будущего. Через несколько поколений мы вымрем, физически выродимся, если не впустим в род новую кровь. Но мы не можем. Наших мужчин не хватит, чтобы массово брать женщин из других родов. К тому же это не позволят традиции, и не потерпят другие великие роды.

Я знаю, о чем он. Такие смески как Рейтор — единичны. Я не слышала о других воронах, взявших спутниц из других родов. Среди наших говорят, что, смешивая кровь с бескрылыми, можно потерять крылья. Доподлинно никто не знает, но страх велик. Подумав о бескрылых Воронах, и я поежилась. Способность к обороту — то, чем мы действительно гордимся. У кого из великородных она осталась так, безусловно? Разве что у Драконов… Быки, Волки и Змеи — уже только номинальны.

Рейтор продолжает говорить:

— Нас могли бы спасти вороны Фадии. В определенной концентрации кровь фадийцев не делает нас особенно слабее, а может и усилить. Всеведущие продолжают рождаться.

Он, разумеется, о себе. Я уже знаю, что в моем разбойнике течет кровь фадийца. Если приглядеться, его глаза чуть сужены, а внешние уголки слегка вздернуты вверх — так, что не заметишь, если не знаешь. При этом, в иссиня-черных волосах что Рейтора, что его отца, нет ни клочка рыжины. Это заставляет меня немного завидовать и клясть непредсказуемую кровь.

— …но Фадия никогда не даст нам своих воронов. А если бы мы хотели мигрировать, усилить фадийцев не позволит уже наша страна. Да мы и сами не сделаем этого. Они заглядываются на нашу силу, но боятся нас.

Я киваю. Фадийцы даже над столицей поставили щит, проникнуть под который могут только те Вороны, в ком течет фадийская кровь. Рейтор рассказывал, как в Фадии ему не давали свободно летать без сопровождения стаи, глаз не спускали, сопровождали десятками. А все важные переговоры, как оказалось, фадийцы ведут только в письменной форме: так защищаются от влияния всеведущих.

Вслух я тревожно говорю:

— Что же делать, Рей?

Рейтор долго смотрит вперед и молчит. Он выглядит настолько серьезным, что я беру его за руку и глажу пальцы. Я вижу, что мой Ворон переживает за род.

— Не надо думать о плохом, — уговариваю я. — Мы будем делать, что сможем… Кто знает, что будет через несколько поколений? Это все теории… А на самом деле, что угодно может произойти, да?

В ответ Рейтор молча привлекает меня к себе. Откинув голову на его плечо, я смотрю на горы. Что бы Рей не говорил, мне почему-то спокойно. В ущельях между массивами гор текут реки. Пусть с нашей высоты реки — это всего лишь спутанные сине-зеленые нитки, я не верю, что они перестанут течь. Ветер играет с облаками, то открывая, то пряча горные пики. На одной из них лежали останки Даруна. Тела Воронов возносятся в небо даже после смерти: птицы уже давно съели его кожу, мышцы, даже кости. Я не верю, что мы однажды перестанем летать.

— Помнишь, я говорил про желание твоего отца на выкупе? — после долгой паузы произносит Рейтор на ухо. — Когда у нас родится первый сын, мы должны показать его родственникам в Фадии.

— Конечно, помню…

Он рассказал мне об этом уже на следующий день. Тогда я, мягко говоря, удивилась. Отец мамы когда-то написал ей, что у него больше нет дочери. Видно, к наследникам мужского пола отношение иное…

— Я узнал, что твой