Пепел. Гори оно все... - Весела Костадинова

- Я справлюсь… - тихо пробормотала Эльвира. – Я справлюсь…. Ради Артура…. Понимаешь? Я люблю его, Аля…. И ты его любишь…. И меня тоже…. Я знаю, что обидела тебя, знаю, что…. но неужели ты меня никогда не простишь? Прости меня… помоги мне…

Альбина почувствовала, что пора сделать шаг…. Мерзкий, холодный, расчетливый.

- Прощу…. – ответила она глухо. – Но дай мне время….

Эльвира вдруг кинулась к сестре на шею.

- Аля, Алечка…. Алька….

- Отойди, Эльвира, - на долю секунды внутри Альбины что-то проснулось – жалость, или может, отголоски любви. – Я грязная и мокрая….

- Ты лучшая! Ты же поможешь мне? Ты… Алька, если кто и сможет повлиять на Ярослава Геннадьевича, это ты…

- Ты меня переоцениваешь….. – в голову словно иглу вонзили. Но нельзя…. Нельзя показать слабость.

- Нет! – горячо ответила Эльвира. – Артур говорит, что отец легче на контакт пойдет, если вся эта история уляжется, если мы единство покажем.

«Да пошла ты, Эля!» – захотелось заорать Альбине, но она, стиснув зубы, сдержалась.

Не было больше жалости, не было любви. Они видят функцию – они ее получат.

Альбина улыбнулась сестре.

33

Утром Альбина проснулась от тянущей боли в пояснице, которая отдавала в ногу и живот. Встала, прошла в ванную и посмотрела в зеркало, удручаясь увиденным.

Вернувшись от матери вчера, она упала в постель и забылась тяжелым сном без сновидений, который не принес отдыха, но хотя бы не вызвал и воспоминаний.

Медленно одеваясь на работу, она вспоминала вчерашний день, повеселевшую Эльку, трещавшую без умолка и мать, улыбавшуюся краем губ. Вспомнила и взгляды Артура, виноватые, осторожные, смущенные. Они жгли огнем, но Альбина словно окаменела внешне, стараясь отвечать ровно и спокойно на все реплики семейства. Внезапно, она увидела всех как будто со стороны, словно в спектакле, где она была единственным зрителем: эгоизм Эльки, которая не замечала, что Альбина сильно изменилась даже внешне, настороженность матери, которая готова была в любой момент вмешаться и защитить одну дочь от второй, Артура – влюбленного мальчишку, который смотрел на ее сестру как кот на сметану. И от этого зрелища становилось тоскливо и тошно – эти люди не были ее семьей, они даже близкими ей не были.

И она старалась провести как можно больше времени подальше от них, в саду не смотря на удушающую жару и солнце. Под тенью старой яблони, чьи ветви тяжело гнулись под тяжестью ещё зелёных плодов, её и нашёл Артур. Он подошёл неслышно, его шаги заглушала сухая трава, и остановился в нескольких шагах, глядя на неё с виноватым, почти собачьим выражением лица. Альбина сидела на земле, прислонившись к шершавому стволу, её руки, покрытые царапинами и пятнами ягодного сока, безвольно лежали на коленях.

— Аля… — его голос был тихим, неуверенным, словно он боялся, что она исчезнет, если он заговорит громче.

Она медленно подняла голову, её серые глаза, потускневшие от усталости, встретились с его взглядом. В них не было тепла, только холодная, выжженная пустота.

— Артур, — отозвалась она ровно, без интонации, словно произносила чужое имя.

— Ты в порядке? — спросил он, и в его голосе мелькнула искренняя тревога. — Выглядишь устало…

Альбина не смогла сдержать короткую, едкую усмешку.

Устало? Это всё, что он видит? Бледность, тени под глазами, пот, смешанный с пылью на её лице? Он не видит, как её рвёт по утрам, как она кусает губы до крови, чтобы не закричать, как её тело предаёт её с каждым днём. Конечно, он не видит. И не увидит.

— Серьёзно? — бросила она, и её голос был пропитан ядом. Она смахнула прядь влажных волос с лица, оставив на щеке тёмный след от сока.

Артур сглотнул, его лицо исказилось, словно от боли.

— Аль, прошу тебя… — он сделал шаг ближе, но замер, увидев, как её глаза вспыхнули злостью. — Знаю… я виноват. Сильно виноват перед тобой. Не должен был… спешить и…

— Элька не знает, да? — глухо перебила Альбина, её взгляд опустился на свои руки — шершавые, с потрескавшейся от работы в саду кожей. — Не знает, что ты спал со мной…

— Аля… — Артур сглотнул ещё раз, его голос дрогнул. Он хотел сесть рядом, но она обожгла его таким взглядом — яростным, звериным, — что он замер на месте, как будто наткнулся на невидимую стену.

— Ну и сука ты, Артур, — выплюнула она с таким презрением, что слово, казалось, повисло в воздухе, тяжёлое и липкое. — Трусливая сука.

Он опустил голову, его плечи поникли, но Альбина не почувствовала ни капли жалости. Перед ней стоял не мужчина, а мальчишка — глупый, безответственный, прячущийся за своими извинениями и виной.

— Аля… Я люблю твою сестру… — его голос был полон боли, почти умоляющим. — Я так её люблю… Прошу… Я всё для тебя сделаю, но…

— Я ничего ей не скажу, Артур, — оборвала она, её взгляд был твёрдым, как камень. Она смотрела на него и видела не того, кем он пытался казаться, а слабого, растерянного мальчишку, который разрушил её жизнь и теперь просит пощады.

Он выдохнул с облегчением, его лицо смягчилось, и это только разозлило её ещё больше.

— Спасибо… — пробормотал он. — Ты всегда можешь… рассчитывать на меня…

— Да пошёл ты, — бросила Альбина безразлично, и в её голосе не осталось даже злости — только горькая, вязкая пустота, от которой во рту появился мерзкий привкус. Она отвернулась, глядя на яблоню, на тёмные листья, дрожащие под лёгким ветром. Сил не осталось ни на что.

— Ты выглядишь устало… — повторил Артур, словно цепляясь за эту фразу, как за спасательный круг. — Может, отец сильно тебя нагружает? Или…

- Артур, - Альбина встала и выпрямилась, глядя ему в глаза. – Рано или поздно я, возможно, найду в себе силы простить Эльвиру. Но ты для меня – никто. И пусть теперь все так и останется. Мне не нужна ни твоя жалость, ни твои подачки. Я ничего не могу сделать с тем, что произошло, но давай не будем врать друг другу – ты