Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Покончив с одеванием плащей я снова начал вертеть головой, прислушиваясь к звукам осеннего дождливого леса.

Сейчас вообще день? Или уже стемнело?

Я повернулся к Эльфи спиной и меня повело. Осторожно придерживая ребёнка, я начал шарить левой рукой в пространстве. Ничего нет. Сделав пару шагов вперёд и натянув шнур, связывавший нас с Эльфи, мне удалось нашарить нетолстое дерево. Упёршись рукой в мокрый ствол, я судорожно вздохнул. К горлу подкатила тошнота.

Надо избавляться от своих квартирантов, пока ещё голова работает.

Ступая вслед за мной, Эльфи подошёл ко мне и уткнулся в мешок, висевший у меня на спине.

Перебирая рукой по стволу дерева, я опустился на землю.

Опять посмотрев энергетическим зрением на ребёнка, я снова увидел Веника окутанного голубоватой дымкой. Эта дымка охватывала всё его тельце и от моего источника в солнечном сплетении тянулась такая же голубоватая дымка, сливаясь с его энергетическим каркасом. По-моему, он энергию тянет?

* * *

Мышь всё также сидела притаившись. Оглядевшись, я увидел стоявшего Эльфи (ну, не его, собственно, а энергетический каркас его организма), слабые беловатые контуры живых деревьев едва проступали на тёмном фоне.

Так, делать-то что будем? Надо идти. Куда — не вижу. Полна жопа огурцов — то есть полная голова посторòнних личностей толком даже стоять не даёт, не то что идти.

Мягкий мешок за спиной позволял опираться на дерево не обращая внимания на его мокрый ствол. Я задрал голову вверх, вдохнул пряный воздух. Тишина… А довольно прохладно.

— Эльфи, подойди, — тот подошёл.

Ощупал его руки — нет пока не замёрз.

— Сядь, — потянул его за шнур. Эльфи сел рядом со мной, привалившись мешком к тому же стволу слева от меня.

— Что же мы с тобой будем делать? Куда, в какую сторòну пойдём? — задал я вслух терзавшие меня вопросы.

Эльфи молчал. Ладно. Попробуем что-нибудь придумать с помощью Силы. Здесь она стабильна. Судя по окружающему, выкинуло нас где-то далеко к северу от замка. В замке ещё было лето. А тут лес как в октябре — судя по палым листьям и погоде.

Телеметрия мне показывает только живые организмы — животных и людей. Деревьев я почти не вижу. Энергетическое же зрение направлено на те организмы, клетки которых обмениваются электросигналами. Живые растения тоже передают внутри своего организма электросигналы и в энергетическом зрении они мне видны как едва видимые беловатые контуры стволов, веток, листьев, а! вот листьев-то я, по осеннему времени, как раз и не вижу.

Укрытие, в котором сидит мышь, я тоже не вижу, наверное, потому, что она забралась под какой-то гнилой пенёк — он мёртвый и мне не виден.

* * *

Насобирал я себе жильцов в голову. А теперь всех их, за исключением Ульки (не отдам, моё!) надо отпустить в Силу. Из сведений, почерпнутых мной в библиотеке, я знал, что умирая, здешние обитатели, по крайней мере, разумная их часть, уходят в Силу, независимо от того, были ли они при жизни искусниками или нет — наглядное проявление того, что в этом мире Сила прòнизывает всё и всё есть Сила.

По тому как кружилась голова и усиливалась внутренняя, так и не понятая мной боль, я понял, что тянуть больше нельзя. Если не отдам Силе, не выпущу собранных омег, сдохну прямо здесь в сыром холодном осеннем лесу. А без меня не жить новорождённому Венику и почти такому же Эльфи.

— Сила, Magna Potentia! Прими детей своих. Умерли рано они, но знаю я, вернуться они к тебе должны, — прошептал я по-русски, косплея Йоду, но мне показалось, что обратиться именно так будет правильней.

Скользнув на грань подсознания, я увидел всех пятерых, все пять шариков — Шиарре, Оле, Янку, Лило и Листерина. Подсознание опять изменилось: на полированном камне пола стояли широким кругом 5 каменных колонн, а за каждой колонной лицом внутрь круга висели огромные цветные портреты омег.

Колонна из чёрного с золотистыми прожилками мрамора стояла перед портретом Шиарре изображавшим огромное лицо Шиарре с выражением, схваченным в один из наших сексуальных марафонов, и повёрнутое в ¾ с полуприкрытыми огромными ресницами глазами.

Бледно-розовая однотонная колонна из камня, напоминающего своей фактурой сахар, закрывала собой юное лицо Оле, смотревшего на меня широко раскрытыми глазами.

Колонна, за которой висел портрет Янки с длинной чёлкой закрывавшей один глаз, была малахитового цвета с белыми прожилками.

Портрет Лило, смотревший на меня из-под полуопущенных ресниц с длинными стрелками выглядывал из-за колонны желтоватого камня с белыми вкраплениями.

И последний портрет, портрет Листерина, выглядевшего таким, каким я его запомнил, в одну из последних наших встреч в саду, когда он, посвежевший, помахал мне рукой, прятался за колонной белого мрамора с тёмно-красными узкими и редкими прожилками.

Внутренняя боль не прекращалась, нарастала, ныла, так ныла, что во мне всё горело и мысли путались. Особо я боялся потерять сознание и цеплялся за него, из последних сил, цеплялся как мог…

Оставаясь на той грани, которая позволяла видеть происходящее в подсознании и, в тоже время энергетическое зрение показывало мне обстановку в реальном мире, я увидел как портрет Шиарре вдруг бесшумно треснул и как в замедленной съёмке начал постепенно сверху вниз превращаться в светящиеся белые точки, причудливо двигающиеся и уплывающие куда-то вверх. Музыка, печальная музыка дудука, извлечённая из файлов моей памяти, задевая какие-то струны, рвала их вверх вслед за Шиарре и, если бы я мог, то слёзы залили бы моё лицо (Абрикосовое дерево Дживан Гаспарян).

«Шиарре, уродище», — прошептал я печально, разрываемый эмоциями.

«Ненавижу», — едва слышно ласково донеслось до меня от уходящего вверх Шиарре.

В реальном мире осенний печальный лес, пропитанный неумолчным моросящим дождём, затих, провожая умерших в последний путь. Светящиеся точки вырвались из моей груди, окутали тело и, плавно и хаотично меняя направление движения, устремились вверх, в плачущее небо.

Эльфи выдохнул, поднял голову и, боясь снова вдохнуть, наблюдал уход Шиарре. Музыка, печальная музыка, выворачивающая душу, тревожила мир. Эльфи слышащий её по нашей связи, вцепился мне в руку.

Чёрная колонна, стоявшая перед портретом оме, тоже вдруг беззвучно треснула наискосок, примерно на 2/3 от её высоты. Верхняя треть, начав было съезжать вниз, вспыхнула разом светлячками, такими же как портрет, и они, присоединившись к своим собратьям из портрета, устремились в звёздное небо. Обломок колонны остался стоять, исчезнувший портрет открыл за собой пустоту бесконечного пространства, ограниченного снизу полированным чёрным полом, а сверху переливающимися созвездиями и цветными облаками туманностей, галактик