О пепле и стали - Элиза Рейн

Я делаю шаг назад и смотрю на нее.

— Ты серьезно?

Она кивает. Ее глаза выглядят по-прежнему, такие теплые, большие, карие и умные.

— Мне уже не больно и тело больше не меняется. Просто теперь есть они, — она проводит пальцем по своему плечу. — И думаю, я пока попробовала самую малость того, что могу. Чувствую в себе новую, необыкновенную магию Двора Земли, — ее голос замирает от предвкушения, и во мне вспыхивает надежда.

— Ты… чувствуешь себя Крикуном?

Она качает головой.

— Нет, и чудовищем тоже. Совсем не хочу рвать всех подряд на части и питаться сырым мясом, — она криво улыбается. — По крайней мере, пока. Я просто вижу, слышу и чувствую то, что раньше ни за что не смогла бы. Ну, и могу летать. Мадди, это просто невероятно.

Я улыбаюсь ей, все еще боясь надеяться, что все будет хорошо.

— О, великие боги, Сарра, я… я не знаю, что сказать.

— Ничего не говори, — отвечает она. — Каин хотел бы быть рядом с тобой и сражаться. Помочь тебе.

При звуке его имени грудь пронзает боль.

— Я должна вернуться к нему. Но сначала мы должны найти тиару.

— Какую тиару?

— Тиару Скади, реликвию семьи Двора Льда. Мы с сестрой годами пытались ее починить, потому что по легенде в ней сокрыта невероятная магия льда. Мы думали, что она сможет меня исцелить.

— Эрик тебя похитил, потому что думал, что она у тебя?

— Да. Фрейдис так ему сказала, чтобы выиграть мне время, — Сарра смотрит на мою сестру, и я торопливо продолжаю. — Все это время она была на моей стороне, лгала родителям и пыталась мне помочь.

Сарра перестает хмуриться и улыбается Фрейдис.

— Она по тебе скучала, — говорит она.

Фрейдис тяжело сглатывает.

— Спасибо, что заботилась о ней.

Только я проглатываю ком в горле, как ледяной голос рушит красоту момента.

— Как трогательно.

Мы разом оборачиваемся.

Наша мать, Эрик и Исхильд идут в нашу сторону по утесу, а за ними двое Снежных Великанов и Инга с Бруннин.

Я призываю Торви, и она с ревом появляется.

Пользуюсь этим, чтобы отчаянно прошептать Фрейдис и Сарре:

— Найдите сумку с тиарой. Я их отвлеку.

— Все сейчас закончится, — говорит мать, и Фрейдис с Саррой убегают, скрываясь в одной из пещер. У них нет магии. Они не могут сражаться. Но я могу.

— Ты права, — отвечаю я. — Закончится.

И вот опять мы с Торви вдвоем стоим против Стража Одина, Королевы, троих Снежных Великанов и восьмифутовой огненной медведицы. И я собираюсь выложиться по полной.

ГЛАВА 50

КАИН

Последний зал Сокровищницы пуст.

Огонь факелов отражается на блестящем потолке, три постамента стоят пустые, и это все, что я могу видеть.

Делаю дрожащий вдох.

Думай. Я должен сохранять самообладание, должен думать.

Сигрун сказала, что Фезерблейд может за меня поручиться. Оглядываю помещение и возвращаюсь в туннель перед ним.

Здесь должно быть что-то, что мне поможет.

Последовательно рассматриваю каждый артефакт в поисках того, что сможет снять проклятие или поможет добраться до нее.

Я не вижу ничего, что мог бы использовать. И даже не знаю, узнал ли бы этот предмет, если бы он попался мне на глаза.

Когда возвращаюсь обратно в последний зал, и зло смотрю на потолок, едва сдерживая уныние, рядом со мной со вспышкой появляется Сколл.

Так близко, и так охренительно далеко.

— Помоги мне, — рычу я в воздух. Сколл дышит, как загнанный зверь, и с каждой потерянной секундой его присутствие чувствуется все жарче. Каждой секундой, в которую она может…

Нет. Я не должен представлять, что они могут с ней делать.

Думай.

Подхожу к пустым постаментам. Должно быть, на одном из них и была вторая часть Короны. Я бездумно провожу голыми руками по украшенному резьбой камню, пытаясь заставить мозг работать, как вдруг он вспыхивает теплом. Я хмурюсь.

Я могу сжечь лишь живое существо.

Присмотревшись, я обнаруживаю вырезанную руну.

Жертва.

Я осматриваю два других пьедестала, и на всех одинаковая надпись.

— Что ты хочешь, чтобы я отдал? — спрашиваю я вслух, глядя в потолок.

Со вспышкой света на стене передо мной появляется огромный гобелен.

Один висит на ветви Иггдрасиля, его лицо искажено страданиями. Вокруг его головы кружат вороны, ветер треплет одежды, и девять дней его мучений врезались в его плоть. Это жертва Одина, Всеотец висел так добровольно, чтобы получить знания.

Ное кое-что отличается от традиционного изображения. Вместо Гунгнира, своего знаменитого копья, он сжимает в уцелевшей руке церемониальный кубок.

Вздрогнув, вспоминаю, что видел точно такой же.

Развернувшись, несусь в туннель, Сколл рядом. Наконец, нахожу серебряный кубок. Когда я беру его в руку, он подрагивает от магии, и вдруг оказывается полным.

Жидкость в нем густая, черная и воняет гнилью.

— Чем ты пожертвовал бы ради мести? — звучит в моей голове чей-то вопрос.

От изумления я почти роняю кубок, а Сколл подвывает.

— Собственной жизнью, — шепчу в ответ.

В Короне Углей заключена сила Стутра, давно изгнанного бога лавы.

Никто из надевавших ее не выжил, за исключением бога. Но те, кто это сделают, разрушат все вокруг неудержимой силой жидкого огня.

Долгие десятилетия я был готов пожертвовать жизнью, лишь бы уничтожить свою тюрьму и Валькирий, которые так ее любили. Валькирий, которые меня предали.

А потом встретил Мадивию.

Я вспоминаю ее лицо, и в голове гремит новый вопрос:

— Чем бы ты пожертвовал ради любви?

Ответ приходит мгновенно.

— Своей местью.

— Таков твой выбор? Любовь, а не месть?

— Да, — слово звучит тяжело, но уверенно. — Я выбираю ее.

— Докажи это, фейри Двора Огня.

— Как?

Жидкость в кубке поблескивает, потом на маслянистой поверхности появляются языки пламени.

— Пей. Покажи мне истину.

— Кто… кто ты такой? — спрашиваю, уже зная ответ. Ведь я два века был заключен в этих стенах.

— Моя душа разорвана надвое. Перо здесь, но клинок пропал, — отвечает моя тюрьма.

Я пытаюсь понять сказанное.

— Он у Мадивии?

— Клинок Фьедерхама. Я чувствую его сквозь другие миры.

— Верни ее!

— Не могу. Но если докажешь, что не лжешь, я отправлю тебя к клинку.

Когда я, не раздумывая поднимаю кубок ко рту, Сколл скулит.

Жидкость похода на кислоту и обжигает губы, только попав на них.

От взорвавшихся во мне боли и света слезятся глаза, но я заставляю себя проглотить содержимое.

Все до капли.

— Отправь меня к ней! — мой голос звучит грубо и дико. Отчаянно.

Повисает болезненная тишина, и