Две хризантемы - Рико Сакураи

Гадалка резким движением задернула занавес паланкина, внезапно трепет охватил ее – не иначе это предвещало беду. Она приказала срочно следовать домой, лихорадочно обдумывая, чем ей может грозить подчинение Киото сёгуном.

С одной стороны, гадалка понимала, что некогда оказала господину Уми-Сайто неоценимую услугу: да, но как это было давно! Помнит ли он еще о том, что именно порошок Саюри помог без боя взять Адзути? А что будет, если Уми-Сайто ее узнает? Саюри знала, что самурай продвинулся по службе, став канцлером сёгуна. Женщина снова ощутила прилив страха: надо бежать… Но как? А если канцлер найдет ее и опять потребует смертоносного порошка? Саюри не желала больше принимать участие в делах Уми-Сайто. Ей хотелось покоя. Увы, она старела и надеялась мирно завершить жизненный путь.

Оказавшись дома, госпожа Саюри тотчас уединилась в своих покоях. Через некоторое время она вызвала верную помощницу:

– Кин, я чувствую себя дурно. Мне было предзнаменование близкой смерти.

Помощница разрыдалась и упала в ноги хозяйки.

– Госпожа! Что с вами? Разве вы больны?

– Да, Кин, я больна. Болезнь скрыто подтачивает тело, и сразу ее не распознать. Думаю, все случится этой ночью…

– О, госпожа! – снова заплакала Кин.

– Встань и выслушай меня, – твердо сказала Саюри. – Я хочу отдать тебе последнее распоряжение.

– Да, госпожа, я выполню все в точности, – заверила Кин.

– Не сомневаюсь. Итак, ты спрячешь все ценное в тайник, чтобы люди сёгуна ничего не нашли, возьми только деньги и драгоценности. Затем, когда я… словом, завтра утром, когда я буду умирать, ты положишь меня в повозку, сделаешь все, что приличествует случаю, и отвезешь меня в горный монастырь Ивасимидзу, расположенный южнее города. Думаю, ты беспрепятственно покинешь Киото. Никто не посмеет помешать проделать свое последнее путешествие умирающей женщине.

Поздно вечером, когда час Свиньи был на исходе, госпожа Саюри налила в чашечку воды, бросила в нее щепотку некоего порошка и тут же выпила. Вскоре она ощутила слабость и желание прилечь, что, собственно, и сделала.

Утром Кин вошла в покои хозяйки, тая надежду, что все дурные предчувствия лишь плод фантазии хозяйки. Но, увы, госпожа Саюри лежала на футоне бледная, с полузакрытыми глазами, не реагируя на происходящее.

Кин, как верная помощница и доверенное лицо, еще с вечера собрала все самое ценное, лично упаковала и приготовила крытую повозку, устланную татами и одеялами, чтобы госпоже было удобно лежать, ведь до Ивасимидзу путь неблизкий.

Теперь же она отдала приказ служанкам, дабы те спрятали мебель, вазы, зеркала, сундуки в потайном месте, а сама же облачила госпожу в лучшее кимоно, затем управляющий перенес «умирающую» в повозку, бережно накрыв вышитым одеялом.

Когда же возница был готов трогаться, управляющий и прислуга, обливая рукава кимоно обильными слезами, столпились во дворе дома, чтобы проводить госпожу в последний путь.

Повозка покинула пределы двора и направилась вдоль улицы к Южным городским воротам. Поместье тотчас заперли по приказу управляющего. Как и предполагала госпожа Саюри, дозорные сёгуна, хозяйничавшие в городе, остановили Кин.

– Что везешь? – спросили они, сразу же определив, что повозка принадлежит зажиточному человеку.

Слуга спустился на землю и почтительно поклонился:

– Моя госпожа при смерти. Вот, следуем в храм Ивасимидзу, что южнее города: может, случится чудо исцеления?

Дозорные не сомневались в правдивости слов смиренного человека, тот постоянно смахивал с глаз набегавшие слезы, но все же решили проверить содержимое повозки. Откинув полог, они увидели Кин, убитую горем, та оплакивала свою хозяйку, которая в любой момент была готова отдать душу в руки Аматэрасу.

– Благородная госпожа, – заметил один из дозорных и махнул страже, охранявшей Южные ворота: – Отворяй! Пропустить повозку!

«Умирающая» госпожа Саюри благополучно покинула город. Чем ближе повозка подъезжала к Ивасимидзу, тем лучше становилось гадалке. Она открыла глаза.

– Кин, дай мне воды, – вымолвила она вполне отчетливо.

Девушка несказанно обрадовалась:

– Ах, госпожа! Стоило покинуть Киото, как у вас появился румянец! Болезнь отступила!

Кин попоила женщину и бережно уложила ее на дно повозки.

– Как только мы прибудем в Ивасимидзу, я совершенно исцелюсь, – пообещала госпожа Саюри, ведь действие зелья постепенно ослабевало.

Пока канцлер безуспешно пытался привлечь киотских аристократов на службу, в лагере, разбитом вокруг Нисиномии, назревал бунт. Некоторые самураи, окончательно убедившись, что Боги отвернулись от Тоётоми, решили покинуть военную ставку, присоединившись к императору. Наконец один из них предложил уничтожить всех сторонников Верховного сёгуна, которые находятся в лагере, его самого обезглавить и уж потом, положив «ценный» трофей в шелковый мешок, отправиться к императору. Заговорщикам понравился план, и они тотчас решили воплотить его.

Вассалы, воодушевленные волей Богов, беспрекословно поддержали своих господ и, дождавшись сумерек, напали на ярых сторонников Тоётоми. В лагере началась кровавая резня. Несмотря на неожиданное нападение, приверженцы сёгуна не желали умирать без боя, тем более что среди них было немало доблестных воинов.

Но заговорщики оказались в численном превосходстве, а ряды преданных сёгуну самураев постепенно редели, так как значительная их часть контролировала Киото и императорский дворец.

Весть о предательстве самураев достигла Тоётоми, когда тот уже ложился спать в одном из павильонов Нисиномии, наспех украшенном шелковой драпировкой, гобеленами и свитками. Он накинул кимоно, схватил меч вакидзаси и бросился к выходу, но…

Не успел Тоётоми выйти из павильона, как его окружили бунтовщики. Тоётоми, ослепленный гневом и ненавистью, взревел:

– Я убью каждого, кто приблизится ко мне! Вы давали мне клятву верности!

– Да, но вы тоже давали клятву верности нашему императору! А теперь ведете нас против него! – воскликнул один из самураев.

Остальные сомкнули вокруг сёгуна ряды, не желая выпускать его живым.

– Мы даем вам возможность закончить свой жизненный путь достойно! – сказал почтенный самурай. – Я сражался с вами во многих битвах и сделаю все как положено: я позволю вам совершить сэппуку, тем самым избавив вас от страданий и позора.

Тоётоми застыл в боевой стойке. Неожиданно он сделал резкое движение правой рукой, вонзив вакидзаси себе в живот, согнулся от нестерпимой боли и издал приглушенный хрип. Клинок раздирал его трепещущую плоть, кровь обагрила кимоно и хлынула на землю…

Пожилой самурай взмахнул катаной – голова сёгуна покатилась к ногам бунтовщиков. Все произошло слишком быстро.

Эпилог

Юрико с удовольствием гостила у Хитоми в замке Адзути. С тех пор как сестры обрели друг друга после многолетней разлуки, минуло почти два года.

Дочери Оды Нобунаги давно вошли в тот возраст, когда женщина