Четверо за спиной - Анна Михайлова

- Да какая же ты старуха, - усмехаюсь я, - но спасибо за все. Еще дорогу покажешь и вообще будет замечательно.

- Как тебя твой-то отпустил? – вдруг огорошила меня вопросом травница. Зеленые глаза смотрят цепко, внимательно. Требуют ответа.

- Какой «мой»? – делаю непонимающее лицо, хотя чувствую, как начинают пламенеть скулы.

- Твой мужчина, - не унимается Мара.

- Нет у меня мужчины.

- Если ты его отталкиваешь, это не значит, что его нет.

- Он уже сейчас готов меня через колено ломать! И он хочет детей… - добавляю я тихо.

- А ты уверена? Что, если он более с тобой хочет быть? Если ты ему дороже всего на свете?

- В вашем мире так не бывает, - грустно ухмыляюсь я.

- Так ты спроси, как вернешься. Чего в молчанку играть. И сама остынешь, и он истоскуется.

- Мара, ты – сводня! Сначала мне вернуться надо, а там – посмотрим.

- Посмотрим. Пусть хранят тебя боги светлые!

Предательски шмыгаю носом. Только разреветься не хватало! Не время.

Выхожу из избушки спорым шагом, ненавижу долгие прощания. Мешок с травами приторачиваю к седлу и взлетаю на коня. Травница машет рукой, указывая в какой стороне зараженные деревни. Подъезжаю к своему отряду, внимательно смотрю каждому в глаза. Мальчишки собранные, суровые. Не мальчишки, мужчины. Сильные, уверенные, надежные. Ни один не опускает взгляд. Вперед выезжает Добрыня.

- Мы с тобой, командир. Веди.

Вместо ответа киваю и перехожу на галоп. Нужно торопиться, эпидемия ждать не будет.

Глава 29.

Едем почти полночи, стараясь все же не сильно загнать лошадей. Как только даю команду на отдых, каждый начинает заниматься своим делом. Не зря я несколько раз устраивала выездные занятия в полях. Ребята разбиваются на тройки: кто-то собирает хворост, кто-то занимается приготовлением пищи, а кто-то уводит и стреножит лошадей. Да и охрана лагеря лишней никогда не будет, хоть и мирно вроде бы кругом.

Лагерь работает как отлаженный механизм, ко мне после проверки работы троек подсаживается Добрыня. Я занята тем, что рву полотнище на лоскуты. Готовлю импровизированные маски и рукавицы.

- Командир, что мы будем делать на месте? – тихо спрашивает он.

- Для начала – отделять больных от здоровых. Если это действительно оспа, то период инкубации… ээ … проявления болезни после заражения – 9-12 дней. Здоровых будем прививать тем, что собрала у коровы и доярки. Помещаем жидкость в надрез, тогда они переболеют в легкой форме и уже не заразятся. С заболевшими сложнее – Мара дала питье и примочки. Антибиотиков у меня на всех не хватит. Противооспенной сыворотки вообще нет. Будем решать на месте.

- А лоскуты зачем?

- Закрывать нос и руки. Болезнь передается по воздуху и при контакте. Не должны мы заболеть, но риск есть. Да и болезнь часто не одна приходит. Мало ли какая еще зараза может быть. Каждый вечер тряпки сжигаем. Еду у селян не берем. Как и их вещи. Любой предмет может стать источником заразы. Если умирают все домочадцы – дом сжигаем, чтобы вещи не растащили.

- Командир, зачем тебе все это?

- Там люди. И им неоткуда ждать помощи.

- Но это же просто селяне!

- Это - люди, Добрыня. И их жизни не менее важны, чем наши с тобой.

- Скажешь то же! Какой-то хлебопашец – и ты?

- А чем я лучше? Если постараться – он освоит все, что я умею. А вот растить хлеб и пахать землю, терпеть неурожаи и засухи – я вряд ли смогу. Те, кто оказались чуть выше, всегда должны делать что-то для тех, кто внизу. Даже если тебе это никакой пользы не несет, а наоборот - вред и опасность. Запомни: именно для этого нужнаэлита.

Парень замолчал и погрузился в размышления. Что не помешало ему активно включиться в помощь по работе с тканью. И у него это получалось едва ли не лучше, чем у меня.

- Добрыня, - осторожно начала я сложный разговор, - то, что ты князю сказал…

- Про то, что жениться на тебе хочу? Правда это, командир. Ругать будешь?

- Разговаривать. Тебе сейчас кажется, что нравлюсь. Потому что я наставник, старше и не похожа ни на кого. Это нормально. И это пройдет.

- Нет, - упрямо машет он кудрявой головой.

- Поверь, я знаю о чем говорю. Мне тоже когда-то было лет, как тебе. Через пару годков посмотришь на меня и скажешь: «Где мои глаза были?», - пытаюсь перевести все в шутку. Но парень серьезен.

- Не скажу. Я бы хоть завтра на тебе женился, но ты на меня совсем не смотришь.

- Вы все для меня – как дети. И таковыми останетесь. На этом все. Чтобы больше никаких разговоров на эту тему, понял?

Добрыня кивает, но упрямо сжатые губы говорят о том, что он остался при своем. Ничего, найду куда его упрямство применить.

После ужина похлебкой мы устроились спать прямо на земле. Мне правда, заботливо нарубили лапника и укрыли одеялом. Была приятна такая забота моих парней. Они сами, назначив дежурных, преспокойно устроились у костров, завернувшись в плащи.

Все же зелье Драгомира дало временный эффект, и я до конца не оправилась от ранения, потому как уснула практически мгновенно, сквозь сон слыша, как Добрыня рассказывает волчатам о предстоящих событиях. Ка бы то ни было, повезло мне с помощником.

На следующем привале я лично инструктировала своих подопечных на тему того, что делать, когда приедем на место. Показывала, как должно быть закрыто лицо и обмотаны руки. Рассказывала про симптоматику болезни, методы заражения и о том, как постараться себя уберечь.

Хоть и не подавала виду, но я панически боялась за ребят. Если только на них не подействовали мои антитела, они полягут, в большинстве своем или всем отрядом. И я, получается, собственными руками толкаю на смерть тех, кто мне безоговорочно верит. Эта гадостная мысль терзала меня практически постоянно, свербила, как больной зуб. Я понимала, что одна с эпидемией не справлюсь, мне нужна их помощь. Больше просить было некого. Но как простить себя, если с моими ребятами что-то случится?

К первой деревне мы выехали на закате второго дня. Оставили лошадей у леса. Амбар у крайней избы было решено отвести под карантин. Намотав защитную ткань, разделились на пары и начали методично