Жена для Императора морей - Ева Кофей

— Защита…

— Мм? — он окончательно избавляет её от платья, одним рывком срывает с себя рубашку, будто бы и не прекращая поцелуя и ласк, но, наконец, чуть медлит. — Сейчас, хорошо… — однако звучит это не очень довольно. А спустя несколько секунд: — Всё правильно, так? А он… а это… не слетит? Ох, странно как… — и его коронное, с нотками мурчания на этот раз: — ЧуднО.

Люба смеётся, возбуждение, страх и веселье сливаются в гремучей смеси. Она обнимает Арктура за шею одной рукой, другой ведёт ниже… и только сейчас замечает его огромный, зелёный хвост.

— Боже…

Он ведёт плавником и тот, широкий и полупрозрачный, на мгновение нависает над ними парусом, а затем опускается и достаёт до кромки воды.

Чешуя гладкая, в этот момент настолько, что в какую сторону не поведёшь рукой, ощутишь лишь её шёлк да жар.

Арктур не даёт Любе задуматься, не даёт отвлечься, страсть захлёстывает их сильнее, чем любая волна, которую им когда-либо доводилось видеть.

Ей кажется, что она растворяется в нём, а он — чистое удовольствие, которое касается её тела постоянно, становясь то сильнее, то настолько сильным, что становится почти невыносимо замечать что-то ещё.

— Любимый… Арктур… Мой король… Моя… любовь… — слова звонкие, как монеты, срываются с губ, которых она уже не чувствует, вновь и вновь оборачиваясь в морскую пену, но неизменно возвращаясь к себе.

Люба касается его безупречной кожи и чешуи, жар, разливающийся вокруг них так приятен, он обволакивает, словно шёлк, не обжигая, но дразня…

В глазах тонут тысячи пылающих звёзд, что будто стали больше, капли солёной воды касаются лица, волны поют, покачивая матрас… Люба едва дыша роняет руку, и та оказывается в мягкой солёной пене.

Время теряет над ними власть, только всё темнеющее небо выдаёт его неизменный ход.

И вот Арктур легонько целует её в висок и прячет лицо в её шее.

— Мы почти над моим домом… — шёпот его щекочет ей кожу.

Он приподнимается, заглядывая в её глаза, а затем ложится на спину рядом, опасно качнув матрас. Который чудом ещё не перевернулся и плыл, будто плот, посреди моря. Так далеко от берега, что и вовсе не понять, в какой он был стороне.

У Любы нет сил, чтобы приподняться и оглядеться, но она догадывается, что они далеко от берега, а ведь даже не заметила, когда из-под жарких, сплетённых тел исчезла галька…

Она всё-таки не принцесса на горошине.

Или дело в Арктуре. Ей не хочется говорить, не хочется двигаться… Лишь бы он был рядом и грел своим теплом.

На глазах мерцают слёзы.

Так хорошо.

ГЛАВА 17. Падшая на Дно женщина

Арель заплетает последнюю из шести кос, и босой ногой ступает в воду. На нём лёгкая и длинная, непонятно откуда взявшаяся белая рубашка. Он выглядит утончённым и призрачным.

И даже не прощается с Вовой, который наблюдает за ним, стоя на берегу.

Но ор серого кота заставляет Ареля замереть на месте. По пояс в воде, которую он гладит ладонями.

Кот разрывается.

И мужчина спешит, всё ещё на своих двоих, на берег.

— Иди, иди сюда, — тянет руку к коту, и тот едва ли не лезет в воду. — Хороший, мягенький… — Арель берёт его и прижимает к себе. — Заберу с собой!

— Куда, обалдел? — встревает Вова, приближаясь к нему.

Сейчас раннее утро, через два часа ему на смену. Новый друг, его… лорд возвращается на Дно. Рассвет так красив. Он тоже красив. А вот кот…

— Он ведь захлебнётся, не мучь животное!

— Но он звал меня! — голос лорда приобретает капризные нотки. — Ты же видел. Он не боится.

— Перестань… Уплывай уже.

Вова подходит ещё ближе и протягивает руки, чтобы забрать кота.

Но Арель лишь крепче обнимает его и спешит отступить, поднимая в воздух шквал брызг.

— Я… как-нибудь всё устрою. Чтобы он мог дышать. Животное же… В пузырь его, что ли, поместить? В общем, — упрямо поджимает губы, — это мой кот! И коту позволено идти, куда кот хочет идти! Таков теперь закон у нас на Дне. Ясно? Имею право.

— Ты ведь не король, — Вова уже понял, что Ареля это задевает, несмотря на то, что правителем быть он не хочет. — Давай хотя бы… в другой раз? — спрашивает с затаённой надеждой. — Сейчас у вас там враг, Любу надо оберегать, не до кота…

— У… — то ли выдыхает стон, то ли теряется, что сказать, но всё же медленно бредёт к Вове и протягивает кота ему. — Береги его. Я потом заберу его. Но следи сейчас, чтобы кот не плакал. Иначе уйти не смогу… — и спешит обратно в воду.

Животное кричит, вцепляется в Вову и будто специально со смаком оставляет на его груди глубокие царапины. С которых тут же капают капли крови. Из-за соли, к тому же, хочется плакать уже ему.

— Чёрт…

Арель оборачивается. И глядя на его кровь, медленно и выразительно облизывает губы. И приказывает затем:

— Успокой котика, дай мне уйти с лёгким сердцем!

Вова сцепляет зубы, пытается заткнуть коту пасть и уходит не оборачиваясь…

***

Арктур набрасывает на плечи Любы плед и садится рядом на сдутый матрас.

Они на берегу, любуются рассветными лучами.

— Ты готова? Я чувствую, что Афина скоро будет здесь. Мы можем начинать.

— Не знаю… — отвечает она честно, поглаживая его великолепный хвост.

И Арктур подаётся ещё чуть ближе, жмурясь от удовольствия.

— Я активирую твою метку поцелуем. Но у тебя ненадолго закружится голова. И хвост появится, когда коснёшься солёной воды.

— Л-ладно.

Она улыбается. Несмело. Нежно. Светло.

— Тогда… иди сюда, — он запускает пальцы в её волосы и целует сначала нежно и едва ощутимо, затем всё горячее и глубже. Как то иначе, чем целовал до этого, и во рту чувствуется… соль.

Любовь дёргается, совсем немного, будто из упрямства, распахивает глаза и чувствует, будто где-то внутри что-то раскрывается. Дивный алый цветок или же ракушка с перламутровой жемчужиной. На грани слышимости начинает звучать тихая мелодия. Голубые радужки мерцают, сердце бешено колотится.

Арктур отстраняется и смотрит на неё с лёгким беспокойством, которое перекрывает жгучий интерес.

— Как ощущения?

И пальцами касается её метки под волосами.

— Она