Летний сад - Полина Саймонс

– Это неправда, – возразил Александр. – Я не был членом партии. И к счастью для меня, потому что все партийные офицеры Красной армии были расстреляны в тридцать восьмом году… – Он помолчал, холодно глядя на Берка. – В период исполнения особых законов.

На лице Берка отразилось напряжение, на лице Ранкина – удовлетворение.

– Отвечайте на мой вопрос, капитан, – сказал он.

Ливайн хотел возразить, но Александр остановил его:

– Вопросов было много, конгрессмен Ранкин. Начнем с первого, вы правы, я много раз стоял на стороне отца, когда был мальчишкой. – Александр коротко вздохнул. – Я ходил с ним на демонстрации. Меня трижды арестовывали во время разных беспорядков. Он был коммунистом, но он был также и отцом. Я с ним не спорил.

– Мистер Баррингтон, и все же остается главный вопрос этого обсуждения, – протяжным говором Миссисипи произнес Ранкин. – Вы коммунист или нет?

– И я уже много раз на него отвечал, конгрессмен. Я сказал, что не был коммунистом.

– Просто чтобы прояснить линию вопросов конгрессмена, мистер Баррингтон, – заговорил Берк с откровенной насмешкой, – вспомним ныне широко известное мнение Джона Ранкина. Я процитирую: «Подлинным врагом Соединенных Штатов всегда были не страны „оси“, а Советский Союз».

– Именно это достопочтенные американские джентльмены хотели бы сегодня обсудить под протокол? – спросил Ранкин с такой же явной насмешкой.

Александр перевел взгляд с одного на другого и промолчал. Ему вопроса не задавали. Таня была права. Ему следовало быть очень осторожным. Говорить только о предметах обсуждения. В голове у него шумело. Иммиграционный департамент желал, чтобы он был советским гражданином без убежища, которого они могли бы депортировать. ФБР хотело сделать из него шпиона, советского или американского, они еще не решили. Ранкин желал, чтобы Александр был коммунистом и американцем, чтобы его можно было обвинить в предательстве. Берк, – подумал Александр, – хотел бы, чтобы он был коммунистом и русским и его бы депортировали. А Рихтер желал видеть в нем просто солдата с кучей информации о враге. Именно так распределились силы на фронте перед окопом Александра.

– Был ли ваш отец частью подпольной шпионской сети? – спросил Ранкин.

– Возражение! – усталым голосом произнес Ливайн.

– Возможно, состоял в Народном фронте? Коминтерне? Красной Бригаде? – продолжал Ранкин.

– Возможно, – ответил Александр. – Я просто не знаю.

– Участвовал ли Гарольд Баррингтон в шпионской деятельности в пользу Советов, когда еще жил в Америке?

– Возражение, возражение, возражение…

– Возражение учтено. Пожалуйста, отвечайте на вопрос, капитан Баррингтон.

– Я не знаю. Но сомневаюсь.

Ранкин сказал:

– Бежал ли ваш отец в Советский Союз потому, что его раскрыли как шпиона и он боялся за свою безопасность?

– Мой отец не бежал в Советский Союз, – медленно заговорил Александр. – Мы переехали туда с полным пониманием и с согласия правительства Соединенных Штатов.

– Он не бежал, чтобы избегнуть ареста за шпионаж?

– Нет.

– Но разве его американское гражданство не было аннулировано?

– Оно не было аннулировано в качестве наказания. Оно было аннулировано, когда он стал гражданином Советов.

– То есть ответ будет «да»? – вежливо уточнил Ранкин. – Оно было аннулировано?

– Да, – согласился Александр. – Оно было аннулировано.

Ему почти хотелось самому заявить о возражении.

– Капитан Баррингтон, совершил ли ваш отец предательство, – спросил Ранкин. – Предательство против его родной страны, Соединенных Штатов, шпионя для Советского Союза?

– Нет, конгрессмен, – сказал Александр. – Не совершал.

Он заставил свои руки лежать спокойно. Ох, папа, посмотри, что ты оставил для меня…

Они сделали еще один небольшой перерыв.

– Что случилось с Гарольдом и Джейн Баррингтон после того, как их в тридцать шестом году арестовали в Ленинграде? – спросил Ранкин, когда заседание возобновилось.

– Их расстреляли в тридцать седьмом.

Александр бросил на Берка взгляд, говоривший: «Вот что я думаю о вашем утверждении о неясностях в деле, джентльмен из Штатов».

– По какому обвинению?

– В предательстве. Их сочли виновными в шпионаже в пользу Америки.

Последовала пауза.

– Сочли, вы сказали? – спросил Ранкин. – Американскими шпионами?

– Да. Арестовали, пытали, обвинили, расстреляли.

– Ну, нам известно наверняка, – сказал Ранкин, – что они не шпионили в пользу американского правительства.

– При всем уважении, конгрессмен, – сказал Берк, – в деле мистера Баррингтона нет никаких подробностей относительно его родителей и предполагаемого обвинения. Мы имеем только его собственное заявление, а он, по его собственному признанию, на суде не присутствовал. А советское правительство обычно не сообщало информации о своих собственных гражданах.

– Что ж, они зато раскрыли множество информации о конкретном Александре Белове, мистер Берк, – ответил мистер Ранкин.

– И это тоже их привилегия относительно собственных граждан, – сказал Берк и быстро продолжил, прежде чем Ливайн смог возразить: – Думаю, мы должны не забывать, почему мы здесь, и не для того – несмотря на все усилия конгрессмена, – чтобы заново исследовать роль Советов в мировом конфликте, а просто чтобы установить, является ли мистер Баррингтон тем, кем он себя представляет, и может ли он представлять опасность для нас здесь, в Соединенных Штатах. И есть два жизненно важных вопроса на данном слушании. Первый: является ли мистер Баррингтон гражданином Соединенных Штатов? Второй: коммунист ли мистер Баррингтон? Я, прежде всего, думаю, что нам следует более пристально взглянуть на первый, а не на второй, потому что, мне кажется, очень легко видеть вокруг ведьм… – Он помолчал и откашлялся. – В особенности при нынешнем политическом климате. Однако первым по порядку следует то, что мистер Баррингтон не отрицает того, что был советским гражданином. И Советы до сих пор считают его таковым. Возможно, нам следует положиться на дополнительную информацию.

– Ваше собственное Министерство иностранных дел установило факт американского рождения мистера Баррингтона два года назад, и они предоставили ему безопасный выезд из Берлина, – сказал Ранкин. – Именно это джентльмен хотел бы обсудить со своим собственным департаментом?

– Я говорю только, – ответил Берк, – что Советы это оспаривают. И все.

– Советский Союз, казнивший его родителей? – уточнил Ранкин. – Его родителей, которые отказались от американского гражданства, стали гражданами Страны Советов, а потом их пытали и расстреляли? Я не могу согласиться с джентльменом из Министерства иностранных дел относительно надежности Советского Союза в вопросе происхождения капитана Баррингтона.

– Мы не знаем точно, были ли расстреляны его родители, конгрессмен. Разве капитан Баррингтон присутствовал при казни? Если честно, это лишь домыслы.

– Мистер Берк прав, – сказал Александр. – Я не присутствовал при их расстреле. Однако я присутствовал на моем собственном аресте. Я не занимаюсь домыслами насчет моего приговора к десяти годам каторжных работ.

– Погодите, погодите! – вмешался Том Рихтер, заглядывая в свои записи. – Капитан, вы прежде говорили, что вас приговорили к двадцати пяти годам.

– Это было уже в третий раз, лейтенант. Во второй раз меня приговорили к