Опальная жена. Пекарня на краю севера - Александра Берг

В дальнем углу, между стеной и телом казначея Маерлица, металась какая-то юная девушка. Видимо, у него там чесалось настолько нестерпимо, что приличия и сама возможность быть увиденным перестали существовать.

– Господин префект… – мой голос сорвался, превратившись в едва слышный шёпот. – Я… я думаю, мне пора.

– Леди Артейр… – Штаймер не отпустил руку. Наоборот, его хватка стала каменной, выжимая из костей тихий стон.

Он наклонился так близко, что его дыхание, пахнущее дорогим коньяком, опалило мою щеку.

– Не спешите. Вы же даже не попробовали наш фирменный десерт. Он… восхитителен.

Боль от его пальцев стала невыносимой. Именно в этот момент мимо, балансируя с тяжёлым подносом, проплыл слуга. Инстинкт сработал быстрее мысли. Я резко развернулась, взяла бокал и, делая вид, что споткнулась, вылила содержимое прямо на безупречный сюртук префекта.

– Ох, простите мою неуклюжесть! – воскликнула я с деланным ужасом. – Видимо… Видимо, руки пекаря не так грациозны, как вы думали.

Лицо префекта исказилось от гнева, но вокруг было слишком много свидетелей, чтобы позволить себе вспышку.

– Ничего страшного, – процедил он сквозь зубы.

Штаймер промокнул сюртук платком, но пятно лишь расползалось шире, превратившись в огромное, уродливое багровое месиво.

– Мне необходимо переодеться, – заявил он. – Буквально несколько минут.

Пальцы Штаймера, наконец, разжались. Но прежде чем отступить, мужчина наклонился. Его губы почти коснулись моего уха.

– Оставайтесь. Здесь. Леди Артейр, – шёпот был тихим, почти ласковым, но в нём звенела сталь. – Я настаиваю. Наш… разговор ещё далёк от завершения.

Указательный палец Штаймера скользнул по моей щеке, и в последний миг ноготь болезненно впился в кожу под скулой.

– И не вздумайте исчезнуть, пока я не вернусь!

Штаймер отступил, расправил плечи и, кивнув окружающим, с извиняющейся улыбкой направился к выходу.

Как только префект скрылся за дверью, я почувствовала, как спадают невидимые оковы. Несмотря на его угрозу, а может, именно из-за неё, я поняла, что нужно немедленно убираться из этого места.

Вся атмосфера вечера, эти двусмысленные взгляды, унизительные комментарии, презрительное обращение Штаймера с собственной женой, эта всеобщая вакханалия притворства и похоти – всё это поднялось комом к горлу, горьким и тошнотворным.

Я огляделась вокруг. Гости, казалось, совсем потеряли всякий стыд. Пьяный хохот, переходящий в истерику, глухие стоны в тёмных альковах, пары, слившиеся в непристойных объятиях посреди зала. Тяжёлый, удушливый микс дорогих духов, перегара, пота и чего-то сладковато-гнилостного висел в воздухе. Иллюзия благородного собрания испарилась без следа, обнажив гнилую, пульсирующую суть.

Тошнота подступила к горлу.

Пользуясь тем, что на меня временно перестали обращать внимание, быстро двинулась к выходу.

Шёлк моего платья отчаянно шуршал вокруг ног, словно предательски крича о моём бегстве, но грохочущая музыка и дикие вопли заглушали все. Я юркнула в полуосвещённый боковой коридор, ведущий к служебным помещениям и, наконец, к выходу. Темнота здесь была густой, успокаивающей. Я ускорила шаг, почти побежала, спотыкаясь о складки собственной юбки.

Коридор тянулся бесконечно, его стены, увешанные тёмными портретами, казалось, сжимались. Меня мутило. И тут… Я ощутила взгляд. Тяжёлый, как свинцовая плита. Это был не тот похотливый, пьяный взгляд гостей приёма. Это было иное – леденящее, нечеловечески сфокусированное внимание.

Я замерла, как подстреленная птица. Медленно, преодолевая парализующий ужас, обернулась.

В глубине коридора, там, где тень была особенно густой, стояла фигура. Высокая, мощная. Свет от далёкой люстры падал косо, оставляя лицо в непроглядной тени. Впрочем, мне не нужно было видеть лицо. Я узнала эту горделивую осанку, разворот плеч…

Виктор!

Глава 33.

Глава 33

Виктор сделал шаг вперёд. И я инстинктивно отпрянула назад, как будто передо мной возник хищник. Каждый нерв требовал бежать прочь. Потому что сейчас Виктор и впрямь походил на зверя.

Его взгляд пылал диковатым, почти первобытным огнём, а уголки губ были искажены чем-то, что лишь с огромной натяжкой можно было назвать улыбкой. Скорее это был оскал – напряжённый, обнажающий зубы.

Когда он вышел из полумрака в полосу света, я, наконец, смогла разглядеть его отчётливее. Да, взгляд был пугающим, но теперь в его глубине явственно читалась глубокая, изматывающая усталость. Тени под глазами, резкие складки у рта… Что же с ним случилось?

Но главный вопрос висел в воздухе: Что он вообще делает здесь, на этом “чинном” приёме?

Приглашённым гостем он быть не мог – его вид кричал об обратном. Черные волосы всклокочены, а отдельные пряди на висках и на затылке слиплись от влаги. Его одежда – дорогой, но теперь явно помятый плащ, тоже был промокшим местами, а на сапогах отчётливо виднелись следы грязи и слякоти. Он буквально источал холод и сырость.

Похоже, Виктор прибыл сейчас, прямо с мороза, как будто примчался из ледяного ада.

– Добрый вечер, – сквозь зубы произнёс он, разрушив застывшую, напряжённую тишину.

– Добрый… – мой собственный голос сорвался на полуслове, превратившись в едва слышный выдох.

Я судорожно сглотнула. В горле стоял ком – густая, вязкая слюна смешалась с горьким привкусом страха и старой обиды. Что сказать? Как реагировать?

Помнится, столько вечеров! Когда тьма за окном и тишина нагоняли тоску, мысли неумолимо уносили меня в прошлое. Тогда, в безопасном уединении, я мысленно выстраивала целые тирады. Обрывки яростных фраз проносились в голове вихрем: “Пошёл к чёрту!”, “Подлец!”, “Я не была виновата, кретин!”.

Я представляла, как осыплю его градом самых унизительных, самых хлёстких слов. За то, что он растоптал моё достоинство у всех на глазах, не дав и слова сказать в своё оправдание!

Но вот он. Здесь. Стоит передо мной, дыша холодом и снежной сыростью. Его взгляд… дикий и удивительно уставший, впивается в меня подобно ледяным крюкам. И все эти тщательно выкованные слова, весь этот запас праведного гнева – испарились. Растаяли как снег на плечах Виктора. Голова внезапно стала пустой и звонкой, будто кто-то взял и вымел оттуда все мысли, все чувства, оставив только оглушающий гул непонимания.

Виктор медленно обвёл взглядом коридор, после взор скользнул вглубь дома – туда, где, уверена, мелькали силуэты гостей, охваченных животным весельем и похотью.

Через минуту он вновь посмотрел на меня. Глаза дракона скользнули по моему новому платью, задержались на кружевных перчатках…

Генерал усмехнулся – коротко, резко. И в этом едком смешке, в искривлённой гримасе губ, я прочла не просто осуждение, а отчётливое, оскорбительное обвинение.

Сердце болезненно сжалось, но уже