Дочери судьбы - Тара Хайланд

– А то, что мы семья, для тебя ничего не значит, Кейтлин?

Лучше бы он этого не говорил. Она медленно повернулась к нему.

– Семья? – скептически повторила она. – Ты мне не семья. Ты мне никто.

– Какая черная неблагодарность! – взорвался он. – Я взял тебя, когда тебе было пятнадцать. Дал все, что можно пожелать.

Кейтлин покачала головой.

– Ты не меняешься. Думаешь, подбросил денег – и проблем нет.

– Что это значит?

Кейтлин заколебалась, думая: рассказать ему о чеках, которые она нашла, – доказательство, что он откупался от ее матери и знал о существовании дочери?.. Только зачем? Он же будет все отрицать.

– Кейтлин, – резко сказал он. – Я спросил: что это значит?

Она посмотрела ему в глаза.

– Это значит: не вмешивайся в мою жизнь. Ты считаешь, что оказал мне большую услугу, взяв к себе жить? Ну, я бы лучше осталась в Вэллимаунте и продолжала верить, что ты умер.

Уильям побледнел. Она даже подумала: сейчас он ее ударит.

– Как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Я твой отец, ты должна меня уважать.

Вокруг них все притихли, разговоры смолкли, перебранка привлекла внимание зрителей. Кейтлин поняла, что с самого начала была права. Не нужно было сюда приезжать. Она сама построила свою жизнь и, надо сказать, неплохую, и к ней нужно возвратиться.

– Ты, наверное, не понимаешь? – сказала она. – Ты мне не отец. Никогда не был и никогда не будешь.

С этими словами она повернулась и пошла к двери.

Уильям смотрел ей вслед. Он на нее сердился: на то, как она себя вела все эти годы с ним и с семьей Мелвиллов. Но также понимал, что она – его дочь, его единственная связь с Кейти, и он не хотел, чтобы она так ушла. Надо встать и ее догнать. Но когда он встал, левую руку прострелила боль. Нахмурившись, он тяжело опустился на стул. Элизабет озабоченно посмотрела на него.

– Что с тобой, папочка?

– Все нормально, – отрезал он.

Он потер руку, нахмурился. Он уже не впервые чувствовал эту боль. Изабель неделями просила его показаться врачу. «В твоем возрасте нужно быть осторожнее», – говорила она.

Его возраст. Он ненавидел, когда ему напоминали, что он стареет; о том же каждый день говорило зеркало. Казалось, лишь вчера он стал руководить компанией, с надеждой и мечтами о будущем, обещая себе, что бизнес вырастет больше, чем у матери. Когда же пролетело время?

Он сжал и разжал кулак, стараясь стряхнуть затянувшееся онемение. Это помогло: через мгновение боль ушла. Хорошо. Не о чем беспокоиться. А тяжесть в груди, наверное, от несварения желудка.

– Папа, ты хорошо себя чувствуешь?

Элизабет пристально следила за ним.

– Может, принести воды?

– Нет. – «Чего она всполошилась?» – Я посмотрю, смогу ли догнать Кейтлин.

Он поднялся, и его тут же накрыло новой волной боли. И на этот раз она не ушла. Вдруг стало тяжело дышать. И теперь боль была не только в руке. Схватившись за грудь, он увидел встревоженный взгляд Элизабет. Хотел сказать ей что-то успокаивающее… но уже падал, рухнул на пол и потянул за собой все, что было на столе.

Прежде чем он потерял сознание, мелькнула мысль, что, наверное, он никогда не наладит отношения с Кейтлин.

Кейтлин была у выхода, ожидая, когда гардеробщик подаст ей палантин, когда услышала громкий удар, стук бьющихся о пол тарелок и чашек. Она инстинктивно оглянулась. Этот момент она запомнит на всю жизнь. Будет вспоминать, как чувствовала себя, уходя от Уильяма, взбудораженная спором, довольная, что наконец высказала ему все, что думает. Потом раздался грохот, она оглянулась и увидела его на полу с закрытыми глазами, серым, недвижимым лицом… Сначала она была сбита с толку: не поняла, что произошло. Потом сразу все встало на свои места.

И страшная, ужасная мысль: «Это из-за меня».

Глава тридцать пятая

Рич Кэссиди выбирал в магазине «Картье» на Родео-драйв часы, размышляя, какой корпус больше понравится его бойфренду: платина или белое золото, когда на пейджер пришло сообщение от Эмбер. Очередной крик о помощи.

Он тяжело вздохнул. Сегодня, можно сказать, семилетний юбилей. В квартире в Западном Голливуде Луис поставил на лед шампанское и приглушил свет. Но романтическому вечеру придется подождать, потому что Маленькая мадам – так Рич про себя называл Эмбер, – черт бы ее побрал, ждать не будет.

Иногда он даже жалел, что у нее такой успех, а то бы послал куда подальше. Но прошло уже шесть лет, как они познакомились, а Эмбер Мелвилл по-прежнему оставалась его золотой жилой. Обложки журналов, показы на подиуме, а недавно состоялся ее последний триумф: сделка на семизначную сумму, и она стала рекламным лицом косметического бренда «Гламур». Она приносила столько прибыли, что теперь он полностью посвятил себя ее карьере. К несчастью, от ее истерик тоже было никуда не деться.

Пока добирался до особняка Эмбер в Беверли-Хиллз, он получил от нее еще три сообщения. Кроме прекрасных видов на бухту Лос-Анджелеса, на которую ушли миллионы долларов, у обитателей престижного закрытого коттеджного поселка «Саммер-серкл» была современная система безопасности. Охранник проверил его документы и махнул: проходи. Рич достал ключи от дома – у него был экземпляр на случай крайней необходимости. Как раз такой. Набрав побольше воздуха, он открыл входную дверь.

Эмбер лежала на широкой лестнице в мраморном вестибюле и безудержно рыдала. В сторонке беспомощно топталась горничная-мексиканка. Рич махнул рукой, отпуская ее, и подумал: как бы не забыть сунуть ей в этом месяце побольше денег, чтобы она не сообщила новости в газеты. Затем состроил озабоченное лицо, бросился к Эмбер и опустился перед ней на колени.

– Лапочка, что, черт возьми, случилось?

Девчонка зашлась в рыданиях, сотрясаясь всем телом, и разобрать слова было невозможно.

– Ну полно, тише, – замурлыкал он, поглаживая ее по голове. – Расскажи обо всем папочке.

Только минут через двадцать она успокоилась и рассказала ему печальную историю. Плакала она из-за Уоллеса Маршалла, звездного форварда команды «Лейкерс»[45]. Семь с половиной недель у них была страстная любовь – рекорд для Эмбер. Все шло хорошо, пока Уоллеса не сфотографировали у «Тедди» с рукой, засунутой в штаны девушки из женской команды «Лейкерс». Эмбер услышала об этом от журналистов «Стар», которые позвонили, чтобы узнать ее мнение.

– Как он мог так поступить?! – причитала она.

И слезы лились рекой.

Рич ее обнял.

– Все, все, успокойся, лапусь, – сюсюкая, сказал он, что ей, кажется, нравилось.

Откровенно говоря, он считал это немного унизительным, но тридцать процентов от дохода, которые она ему платила, помогали отставить личные чувства в сторону.

– Папочка что-нибудь придумает.

Он гладил ее по голове, пока она, дрожа, ревела у него на груди. Рич украдкой бросил взгляд на часы, прикидывая, когда он отсюда выберется.

– Послушай, мой ангел. Он не стоит того, чтобы так убиваться.

Он пошарил по карманам и нашел шелковый носовой платок с монограммой «Мелвилла». В прошлом году Эмбер подарила платок ему на Рождество. Скупая стерва. Он подал ей платок.

– Ну-ка, лапусь, вытри слезки. Не будем портить твое красивое личико.

Об этом можно было не беспокоиться. Даже с хлюпающим носом и красной кожей, покрытой пятнами, Эмбер все равно привлекала внимание. Горе лишь подчеркивало ее очарование. Именно естественная неприглаженная красота принесла ей успех.

Когда шесть лет назад Рич впервые увидел Эмбер, он сразу понял, что она особенная. Ее дебют был знаковым моментом, который в мире моды будут обсуждать вечно, как произошло с Кейт Мосс, когда та украсила обложку журнала «Фейс» в 1990-м и вызвала повальное увлечение трендом «героиновый шик». В случае с Эмбер богатая и скучающая шестнадцатилетняя наследница с небрежно торчащей в алых губах сигаретой вызывающе смотрела с обложки журнала «Стайл» глазами, повидавшими все. Рич заставил стилиста подчеркнуть эту небрежность. Снимали рано утром в подземке, где не было никого, кроме пары пьяниц и нескольких биржевых