Дочери судьбы - Тара Хайланд

Джонни, наверное, почувствовал взгляд, потому что повернулся в ее сторону. Она не отвела глаз. Застенчивостью она не страдала никогда. Их взгляды встретились, и между ними что-то промелькнуло: момент взаимного узнавания. Он медленно расплылся в улыбке.

Этого приглашения Эмбер ждала. Она допила шампанское.

– Ребята, пойду представлюсь. – Она поставила бокал на низкий столик с напитками. – Чего не сделаешь для изгнанника и бывшего соотечественника?

Она сунула ноги в туфли, встала, расправляя крошечное платьице на шикарной попке, и, плавно покачивая бедрами, подошла к Джонни. Предательство Уоллеса осталось далеким смутным воспоминанием. Как говорит Рич: клин клином вышибают – хочешь выбросить кого-нибудь из головы, бросайся под кого-нибудь еще. И у нее возникло предчувствие, что этим кем-нибудь станет Джонни Уилкокс.

Через полтора часа они пришли к ней домой. Эмбер смешала коктейли и села рядом с ним на диван. Только они приступили к настоящему делу, как зазвонил телефон. Джонни уже возился с застежкой лифчика, и она мудро заключила, что автоответчик и сам справится. Когда она услышала полный слез голос матери, сообщившей, что отца срочно забрали в больницу, Эмбер вырвалась и побежала к телефону.

Глава тридцать шестая

В Лондоне было время обеда. Сидя за столом, Пирс Мелвилл оттолкнул недоеденный сэндвич и потянулся к кофе. Он неуверенно смотрел в окно. Если прищуриться, то в офисе через улицу можно различить его двойника. Зарывшийся в папку незнакомец выглядел так, будто с головой ушел в более интересную работу, чем Пирс, хотя это ни о чем не говорило.

Последние шесть лет Пирса не пощадили. Со смерти матери он ни одной ночи не спал спокойно. Потерял аппетит. Недостатки питания и отдыха были очевидны. Он уже не был красив, как когда-то. Его стройная фигура теперь казалась костлявой, волосы поседели и поредели, лицо пожелтело, а кожа на скулах натянулась.

Он отхлебнул кофе. Кофеин почти не действовал. Силы Пирса покинули, большую часть времени он чувствовал себя оторванным от мира, словно голова была в тумане.

На столе зазвонил телефон, и он вздрогнул. Он раздраженно взглянул на номер – звонила секретарша. Пирс нахмурился: вроде он недвусмысленно сказал ей не соединять его ни с кем в течение следующего часа. Неужели так трудно следовать инструкциям?

Он нарочно помедлил с ответом: прежде чем поднять трубку, выбросил в мусорный контейнер остатки сэндвича, вытер руки бумажной салфеткой.

– Что такое, Луиза? – устало спросил он.

Когда она начала рассказывать ему, что Уильям серьезно заболел, он почувствовал, как от его лица отхлынула кровь.

– Пирс? – окликнула его Луиза.

Он понимал, что от него ждут ответа, но был слишком ошеломлен, чтобы мыслить здраво. Почувствовав, что он в шоке, она спросила:

– Вызвать вам машину, чтобы отвезти в больницу?

– Машину? – полубессознательно повторил он. – Да. Да, конечно. Спасибо.

Он помолчал, пытаясь собраться с мыслями, и внезапно вспомнил:

– О, и, пожалуйста, сообщите Элизабет, что произошло. Она захочет поехать в больницу.

– Элизабет знает, – сказала Луиза. – Она-то мне и позвонила. Очевидно, она была с вашим братом, когда это случилось. – Она помолчала и услужливо добавила: – Кажется, Кейтлин тоже была там.

Это резко остановило Пирса. Кейтлин в Лондоне? А Уильям и Элизабет как раз обедали с ней. Что все это значит? И, что более важно, почему не пригласили его?

Эти мысли крутились у него в голове всю дорогу до больницы.

Уильяма отвезли в Веллингтон, частную клинику на северо-западе Лондона. Элизабет настояла на том, чтобы поехать с ним в машине скорой помощи. Кейтлин следовала за ними в черном такси. Пока они ехали по лондонским улицам, в голове у нее крутилась только одна мысль:

«Пожалуйста, не умирай. Только не умирай…»

Кардиологическое отделение Веллингтонской больницы было крупнейшим в Великобритании. Там работали команды специалистов, возглавляемые выдающимися кардиологами страны. Новость от этого отнюдь не стала восприниматься легче. Несмотря на то, что аппарат искусственного дыхания восстановил сердцебиение, Уильяму требовалась срочная операция: на следующее утро проведут коронарную ангиопластику.

– В чем она заключается?

Вопрос, интересовавший всех, задала Элизабет. К тому времени к ним присоединился Пирс. Изабель выехала из Сомерсета, а Эмбер летела первым подвернувшимся рейсом из Лос-Анджелеса.

– Ангиопластика – это операция по вскрытию коронарной артерии, – объяснил мистер Дэвис, хирург. – Мы введем крошечный проводок в крупную артерию в паху…

Хирург увлекся темой, в мельчайших подробностях объясняя, что именно влечет за собой процедура, и Кейтлин начала жалеть, что Элизабет об этом спросила. Усвоила она лишь одно: обычно операция проводилась после выздоровления пациента, но из-за серьезного сердечного приступа Уильяму ее собирались провести как неотложную помощь.

На следующее утро из Лос-Анджелеса прилетела Эмбер. Она шагнула из самолета в море вспышек. Рич подсуетился и предупредил журналистов о ее прибытии.

– Правда, что ты встречаешься с Джонни Уилкоксом? – кричали репортеры.

Она безучастно смотрела перед собой и шла за телохранителем к ожидавшему ее лимузину. Оказавшись внутри, она наконец ослабила бдительность. Поездки в Англию давались ей нелегко. Когда карьера в Америке пошла в гору, она была слишком занята и прилетала не чаще пары раз в год. И, по правде говоря, ей не особенно хотелось видеться с семьей. Родственники намекали, что в выбранной ею профессии есть что-то не совсем приличное. И только мать ее всегда поддерживала.

«Ну, а разве когда-нибудь было иначе?» – слегка презрительно подумала Эмбер. Когда бы она ни виделась с отцом и Элизабет – на обязательные для поездки домой Пасху и Рождество, – они не скрывали, что презирают профессию, которой она зарабатывает на жизнь. Эмбер считала, что это обычная зависть: она сама себя содержит и живет от них отдельно. Фамилия «Мелвилл» ничего для нее не значила. Будь она никем, все равно бы добилась своего. А добилась бы ли? Ее всегда мучило сомнение. Три месяца назад, когда она прилетела к отцу на день рождения, они поспорили из-за сомнительной фотосессии для журнала «ФХМ»[47], в которой она приняла участие. Она вспомнила, как он кричал:

– Тебя выпускают порхать по подиуму практически без одежды только потому, что ты выставляешь на посмешище нашу семью и фамилию!

Тогда она заявила, что он несет чушь, но в голове крепко засело сомнение. Неужели – правда? Неужели она добилась всего только потому, что носит фамилию Мелвилл?

По дороге в Лондон она смотрела в затемненное окно и понимала, насколько смущена тем, что снова увидит отца.

Сорок восемь часов прошли в напряжении. Лежа на больничной койке с посеревшим лицом, подключенный к пищащим мониторам великий человек, казалось, сильно постарел. Семья уезжать отказалась. Они с тревогой наблюдали, как его, все еще без сознания, отвезли в отделение интенсивной терапии, где за ним будут наблюдать всю ночь, пока он будет восстанавливаться после операции.

Через окно отделения интенсивной терапии Кейтлин наблюдала, как мачеха дежурит около Уильяма. Хотя Изабель почти без остановки плакала, выглядела она по-прежнему безукоризненно: тщательно наложенный макияж, на одежде ни единой морщинки. По стилю и внешности она заткнула бы за пояс любую женщину.

Кейтлин слегка улыбнулась, увидев, как Изабель убирает с лица Уильяма волосы. Она так редко видела, как они проявляют любовь друг к другу. Но улыбка погасла, когда она вспомнила спор с ним.

«Ты мне не отец».

Слова, сказанные в гневе, сгоряча. Кейтлин закрыла глаза и пожалела, что от воспоминания так легко не избавиться.

В палату интенсивной терапии впускали только по одному посетителю за раз. Пока с Уильямом была Изабель, остальные члены семьи сели в коридоре на пластиковые стулья. Пирс, который вернулся от автомата с кофе для всех, раздал стаканчики и сел рядом с Элизабет.

– Значит, вы были в «Мирабель», когда это произошло? – небрежно спросил он.

– Да, – ответила Элизабет. Она еще не опомнилась от случившегося. – Да, там.

– Вы с Уильямом… и Кейтлин?

– Верно.

– Понятно, – медленно произнес Пирс. – И что вы втроем там делали?

Вопрос