Яду, светлейший? - Ольга Викторовна Романовская

– Поздравляю: горничная, – траурным тоном сообщила я.

– И что с того?

Линас сладко потянулся и перевернулся набок. Одеяло сползло, и пробивавшееся в комнату солнце теплыми пятнами заиграло на коже, обрисовала густые тени подвздошных костей и крепких мышц живота. Зрелище привлекательное, не спорю, но не для служанки. Посему…

– Полезай под кровать! – громким шепотом приказала я, одновременно пытаясь отыскать ночную сорочку.

Да где же она?! Оказалось, под подушкой, куда ее любовно убрала прошлым вечером все та же горничная.

– Зачем?

Линас пока туго соображал. Он только-только проснулся, тогда как я уже успела расчесать спутанные волосы – не до того было вчера.

– Хорошо, – подобрала с кресла его одежду и кинула под кровать, – предстань перед гостями во всей красе. Обмороки, проклятия, а, может, и парочка сердечных приступов обеспечены. И прости-прощай карьера в инквизиции!

– Она у меня и так не заладилась, – скривился Линас, но намек понял, встал с кровати.

Ровно в тот момент, когда раздался оглушительный стук в дверь.

Оба мы замерли, затравленно переглянулись, как застигнутые врасплох на месте преступления. Собственно, так оно и было, аристократы придерживались самых строгих нравов. На словах, во всяком случае.

– Барышня, вы уже встали? Миледи? – послышался приглушенный запертой дверью голос горничной.

Ручка дернулась.

По виску стекла капелька пота. Какое счастье, что вчера мы все-таки заперли дверь!

Сонно отозвалась:

– Да, сейчас, одну минуточку!

И жестом указала Линасу: «Под кровать!»

Несколько лихорадочных движений, и вот уже ложе любви превратилось в постель целомудренной девицы.

– Мне показалось, я голоса у вас слышала…

Горничная поставила кувшин и латунный тазик на каминную полку, подозрительно огляделась. А из-под кровати мужской ботинок торчит! Пришлось спешно загородить его, зашвырнуть подальше. Прости, Линас, если по лбу попала.

– Это я. Люблю говорить сама с собой, когда никто не слышит.

Надеясь, поверила. Видела ли она ботинок? За завтраком узнаем. Аврора не обойдет стороной столь пикантную тему, а Селия нравоучение прочтет.

– Сюда, барышня!

Служанка толкнула сливавшуюся со стеной – неприлично же, нужно прятать – дверь в небольшую умывальную комнату, совмещенную с уборной. Примечательно, только с одним краном – с холодной водой. Значит, в кувшине горячая. Зато на кованной полочке над умывальником нашлось несколько занятных флаконов и баночек. Лаванда, шалфей, розовая вода – ведьма во мне мурчала от удовольствия. Ведь этим всем можно пользоваться?

– Анжелика Лазье уже здесь, – поливая мне из тазика, где смешала холодную и горячую воду, сообщила горничная.

– А зачем она мне?

Спросила, а потом вспомнила. Точно, дочка соседки, с которой мы должны что-то репетировать, но непременно после полудня. А сейчас сколько? Оказалось, без пятнадцати одиннадцать.

– Если миледи поторопится, то успеет к завтраку, – словно прочитала мои мысли служанка.

Подозреваю, поторопиться надо. Заодно спокойно осмыслю случившееся.

Несмотря на обстоятельства знакомства с Линасом и то, как я обошлась с учеником аптекаря, соревнования за титул самой развратной особы волости я бы с треском проиграла. Что не отменяло моей вольности в общении с противоположным полом. Только вот сейчас она куда-то подевалась. Горничная спасла от неприятного разговора. Кто только придумал эти дурацкие объяснения! Подумаешь, переспали, это не накладывает никаких обязательств. Только вот внутренний голос упорно повторял, что я вляпалась. Хуже, чем Линас с предложением, которое ему предстояло сегодня делать на глазах у всех.

Злилась на инквизитора. Мог бы вести себя сдержаннее, тогда и мне не пришлось бы целовать его в ответ. Чем только губы его намазаны, приворотным зельем?

«Такое случается, – мысленно успокаивала себя, пока горничная облачала меня для пикировки за утренним кофе, – в минуты опасности мужчины и женщины часто сближаются. Он симпатичный, умный, порядочный…» Стоп, если я начала перечислять достоинства мужчины, дело пахнет серой! Точнее, влюбленностью. Подумаю об этом после завтрака.

И вот еще что, надо бы оставить дверь открытой, не через окно же, раскланиваясь с гостями, Линасу из моей спальни выбираться!

Горничная возилась с застежками целую вечность. Сама бы я управилась гораздо быстрее, но нельзя, у дворян свои причуды. Тот же единственный кран, обтирания вместо ванны. Для полноты картины не хватало только кубиков льда с васильковой или розовой водой, но, может, это часть вечерней программы?

Линас тоже проявлял чудеса терпения. Ладно я, хотя бы двигаюсь, говорю, а ему дышать надо через раз. Оставалось надеяться, слуги смахивали пыль не только с картин, иначе незадачливый любовник рисковал превратиться в моего пациента: мало ли, что в грязи можно подцепить? Холодно ему там, бедняжке… Сам виноват, надо было вовремя уходить, а не хвастаться обнаженными телесами. Бахвальство всегда плохо заканчивается, этому во всех сказках учат.

– Я сама! – не выдержав, отправила служанку восвояси.

Во-первых, она мне половину волос выдерет. Во-вторых, Линасу тоже надо успеть на завтрак.

– Как изволите, барышня. – Показалось, или горничная даже обрадовалась? – Завтрак накрыт в парадной столовой на первом этаже.

Ясно, никакого тихого семейного круга, но Линас предупреждал.

– Эй, – наклонившись, постучала по раме кровати, – вылезай, герой-любовник!

Внизу что-то зашуршало, заворочалось, и напоминавший лешего Линас вылез из своего укрытия. Для полного сходства с хранителем болот и дубрав не хватало только грибов и веток в волосах.

– Я продрог! – Линас сделал несколько упражнений, чтобы разогнать кровь по венам. – Понятия не имел, что у родителей полы такие холодные!

– Иди умойся. Заодно исподнее натяни. Твои на первом этаже трапезничать изволят.

Язвительный тон помогал избегать главного – разговора о случившемся. Да и как-то не к месту: я одетая, он голый. Фарс какой-то выходит!

Однако Линас был настроен прояснить все здесь и сейчас.

– И больше ты ничего мне не скажешь?

Склонив голову набок, он держался так, будто он в бальном фраке.

– Говорить – твоя прерогатива. Если забыл, вечером ты делаешь мне предложение.

– Аурелия, – нахмурился Линас и сделал шаг вперед, – я серьезно.

– И совершенно напрасно!

Ловко уклонилась от его объятия и переместилась к двери.

– Меня ждут. Тебя, кстати, тоже.

Не хочу говорить об этом сейчас, не желаю! А лучше вообще никогда.

* * *

Анжелика Лазье оказалась худосочной неопределенного возраста девицей с тонкими рыжеватыми волосами, пошла в отца, а не в мать. Он напоминал цаплю: долговязый, с острым носом, залысиной, которую тщетно маскировал. Яркий платок болтался на тонкой длинной шее, явно неуместный по утреннему времени, равно как черный бальный фрак. Довершало образ пенсне на серебряной цепочке.

По сравнению со вчерашним днем незнакомых лиц заметно прибавилось. За длинным столом в белоснежной столовой пили кофе и перешептывались человек двадцать. Со всеми я поздоровалась, сделала неглубокий реверанс и лишь