Моя идеальная ошибка - Оливия Хейл

— Он-то? Вчера казался воплощением яростной компетентности, — она пародирует его низкий голос: — Вот мой телефон. Заблокируйте все карты.

— Да, он иногда такой. Но я почти уверена, что разница в возрасте беспокоит Алека куда сильнее, чем он показывает. Да и его жена умерла совсем внезапно. Даже представить не могу, каково это.

— Оу. От чего?

— Аневризма, — говорю я. — Их младшему сыну было всего несколько месяцев.

— Черт. Да, неудивительно, что он травмирован, — она хрустит костяшками, хмурясь. — Но он тобой не пользуется? Потому что я такого не потерплю.

— Нет, конечно нет.

— Хорошо. Ты уверена?

— Уверена.

— Хорошо, — повторяет она. — Потому что я знаю, как некоторые преподаватели относились к тебе и другим танцовщицам. Не хочу, чтобы ты привыкла к такому дерьму и теперь ждала его в отношениях.

— Елена, нет. Совсем нет, — я моргаю.

Она поднимает руки в защитном жесте.

— Ладно. Я просто обязана была спросить. Как сестра и единственная родственница, посвященная в этот тайный роман, — она хмурится. — Знаешь, я даже почти понимаю. Он горячий, если закрыть глаза на возраст. Сильный молчаливый типаж.

Я стону.

— Он не старый.

— Конечно.

Ее слова о родителях застревают в голове, как заноза.

— Хотела бы я быть хоть немного похожей на тебя, — произношу я.

Она замолкает.

— В каком смысле? — спрашивает она без обычной бравады.

— Ты всегда была смелой, — объясняю я. — Плевала, что о тебе думают. Начиная с того, как сделала пирсинг, и мама рыдала всю ночь, заканчивая тем, как бросила колледж, а теперь еще и увлеклась стендапом. Ты выходишь на сцену и всех разносишь. Мне бы хоть каплю такой уверенности.

Елена смотрит на меня. Потом тихо смеется и опускает глаза на руки.

— Я вижу это совсем иначе.

— Да? Но ты же всегда была бесстрашной.

— Это ты проложила путь, — говорит она. — Себ и я росли со старшей сестрой, которая каждый день выжимала из себя максимум. Мы видели, как ты тянешься до завтрака, бегаешь по выходным, репетируешь. Мне было двенадцать, когда я сидела в зале и смотрела, как ты выходишь на сцену перед тысячами людей и делаешь все идеально, — она усмехается. — Это ты была бесстрашной. Я просто пыталась соответствовать. Знала, что мне не сравниться с тобой в трудолюбии или грации, поэтому пошла другим путем. Себ и я изначально были обречены на меньший успех по сравнению с тобой. Так зачем пытаться угодить?

Я вскакиваю с кресла, не дожидаясь конца фразы, и сажусь рядом с ней на кровать.

— Ты не будешь менее успешной. Это бред.

Она пожимает плечами и улыбается.

— Ты гордость семьи. Тети, дяди, кузены, бабушки с дедушками говорят о тебе с обожанием.

— Прости, — говорю я. — Я не думала, как это скажется на вас с Себом. Недавно поняла: я отдавала все танцам и ничего жизни вне их.

— Не извиняйся. Ты была отличным примером.

— Боже, я даже не задумывалась о том, чтобы быть примером. Просто каким-то образом стала одержимым подростком, — со вздохом падаю на спину.

Елена плюхается рядом, и мы лежим, уставившись в потолок.

— Может, стоит привыкнуть делать что-то без расчета на овации, — говорит она. — Перестать выступать и начать жить.

Я щурюсь от света люстры.

— Звучит поэтично.

— Я же проучилась семестр на литературе перед тем, как бросить, — отвечает она. — Что-то да зацепила.

Я смеюсь. Поворачиваюсь к ней, такой знакомой и вдруг такой взрослой.

— Советуешь не думать о мнении людей?

— Да, — мгновенно отвечает она. — Даже о моем. То, что сказала про возраст Алека? Какая разница, что думаю я? Важно, что думаешь ты.

Я улыбаюсь.

— Мама с папой реально сойдут с ума, если это перерастет во что-то серьезное.

— Сойдут, — констатирует она. — Поначалу. Но потом, уверена, это станет еще одной сферой, где ты добьешься невероятного. Мы с Себом можем встречаться с кем попало, а вот Изабель нет. Обязательно нашла себе миллиардера.

Я фыркаю.

— Он мне нравится не из-за этого.

— Знаю, — говорит она. — Не в твоем стиле. Но у тебя просто не получается не быть лучшей. Не переживай, — она накрывает мою руку своей. — Я люблю тебя, даже если ты бесишь своей идеальностью.

Я сжимаю ее пальцы в ответ.

— Я тоже люблю тебя, идеальную именно такой, какая есть.

На следующий день мы едем в полицейский участок. Вместе с детьми. Им рассказали о происшествии, но Сэм и Уилла снова и снова расспрашивали меня. Им досталась цензурная версия. Никто не упомянул нож, а Алек четко дал понять, что такие вещи случаются очень-очень поздно ночью, когда дети уже спят.

Сегодня воскресенье, и солнце золотит опавшие листья. В этот четверг День благодарения, и Нью-Йорк уже охвачен особым холодком, что предвещает скорую зиму.

Я всегда любила это время года.

Елена моментально нашла общий язык с детьми. Они прилипли к ней, забрасывая вопросами про меня, про наше сестринство.

— Каково это иметь сестру? — спросила как-то Уилла.

Сэм завороженно разглядывал ее проколотую перегородку и визжал от восторга, когда та пафосно начала крутить колечко.

Алек все это время оставался рядом. Он помогал на каждом этапе, а в конце дня заказал машину, чтобы отвезти Елену домой.

— Сообщи мне или Изабель, сколько у тебя украли, — говорит он на прощание. — Я разберусь.

Она только качает головой, но улыбается.

— Ладно, ты и правда богат.

— И правда, — сухо подтверждает он. — Я хочу помогать Изабель, а значит, и ее семье. Мне жаль, что с тобой это произошло.

— Ценю это, — кивает она, а затем поворачивается ко мне и подмигивает. — Ладно. Начинаю понимать.

— Садись уже в машину, — закатываю я глаза.

— Так точно, мэм.

Она забирается внутрь и машет нам через окно. Автомобиль трогается, оставляя нас на тротуаре перед зданием, которое я уже успела начать считать домом.

— Она очень классная, — объявляет Уилла.

— Я голоден, — заявляет Сэм.

— Твоя сестра в курсе? — тихо спрашивает Алек.

Я оглядываю всех присутствующих и скрещиваю руки на груди.

— Пойдемте внутрь. Устроим еще один пикник? Сэм, кажется, осталась еда со вчерашнего ужина.

Дети бегут вперед, в холл. Алек идет рядом, мизинцем слегка задевая мой.

— Да, сама догадалась, а я не стала врать, — говорю я.

— Теперь обе наши сестры в курсе.

— Квиты, — толкаю его руку своей.

Он отвечает тем же.

— Рад, что она восприняла это лучше, чем Кон.

— Да, ее это позабавило. Хотя напомнила, что скажет семья.

— Что же она скажет? — его голос становится глуше.

— Не волнуйся, я ничего не предполагаю. Знаю, что нам