Моя идеальная ошибка - Оливия Хейл

— «Страшно» еще мягко сказано.

— Ты злишься?

— Я в бешенстве, — сквозь зубы цежу я. — Эти ублюдки... Я бы с удовольствием свернул им шеи. Запер и выбросил ключ.

— Ты же не серьезен, — шепчет она.

Я отпускаю ее, и Изабель опускается на диван рядом. Эмоции накатывают слишком быстро, слишком сильно. Дышать становится трудно.

— Серьезен.

— Почему? — спрашивает она.

Смотрит по-доброму, понимающе. Одна мысль о том, что с ней может что-то случиться, что Изабель может не стать, оглушает.

Я вскакиваю с дивана. Начинаю метаться по комнате, не в силах усидеть на месте.

— Алек, — мягко говорит она. — Что ты чувствуешь?

— Она просто умерла! — слова взрываются в тишине комнаты. Ее глаза расширяются. — Один час она была жива, а в следующий ее не стало, — я щелкаю пальцами. — Ни предупреждений, ни прощаний. В первый раз я едва справился. Во второй не выживу. Никогда.

— Алек...

Я качаю головой.

— Нет. Эти парни... Я готов убить их.

— Нет, не готов, — твердо произносит она. — Завтра ты будешь думать иначе.

Я провожу рукой по волосам.

— Не уверен. Ты стала частью меня — частью, о которой я даже не подозревал. Лучшей частью. И я не могу тебя потерять. Мысль о том, что больше не услышу твой смех, не увижу улыбку... — снова качаю головой, пытаясь совладать с собой. Гнев все еще бурлит. — Я не переживу этого.

Изабель делает шаг навстречу.

— Алек, — снова шепчет она. — Бояться, когда впускаешь в сердце кого-то нового, — это нормально.

Я ничего не отвечаю. Не уверен, что смогу.

Она обвивает руками мою талию и прижимается, ее тело сливается с моим. Я чувствую твердость ее сосков через тонкую майку, вдыхаю цветочный аромат шампуня, ощущаю тепло кожи.

Я закрываю глаза и провожу руками по ее голове, плечам, опускаюсь к пояснице. Все это — она, мы — оказалось важнее, чем мог предположить.

— Ты запомнила мой номер? — спрашиваю я.

— Выучила, когда начала у тебя работать, — отвечает она. — Он был в договоре, который я подписала, чтобы всегда можно было связаться по вопросам детей.

— А. Логично.

Изабель улыбается, уткнувшись лицом в мое плечо.

— Так и думала, что ты даже не помнил.

— Читал, но это было давно. Иди сюда. Ты мне нужна, — шепчу ей в волосы. — Больше, чем кто-либо. Но...

— Я понимаю, — ее щека прижата к моему плечу, голос приглушен. — Это значит, тебя снова могут ранить. Как и меня.

Рука скользит под майку, ладонь ложится на гладкую кожу спины.

— Да.

— Этот риск — цена, которую мы платим за то, чтобы любить, — произносит она. — Ты готов ее заплатить?

Я просто держу Изабель несколько долгих мгновений. Потом наклоняю голову и прикасаюсь губами к ее губам. Потребность быть ближе к ней, все это время тлевшая под кожей, вспыхивает с новой силой. Чувствовать ее, знать, что она в безопасности.

Не знаю, хочу сказать я.

Но руки и губы говорят обратное. Боюсь, у меня уже нет выбора.

Она обвивает руками мою шею.

— Отнеси меня в постель.

Я поднимаю ее на руки, и та прижимается ко мне по пути в спальню. А когда оказываемся под одеялом, Изабель прижимается обнаженным телом ко мне так плотно, что чувствую биение ее сердца.

Не знаю, смогу ли пережить боль, если потеряю ее. Но и отпустить тоже не получится.

33. Изабель

— Ты не ночевала в комнате, и еще я видела, как он к тебе прикасался, — сестра скрещивает руки на груди. — Говори правду. Что происходит?

Я закатываю глаза.

— Елена.

— Изабель, — отвечает она. Сидит, поджав ноги, на моей кровати, все еще в футболке, которую я дала в качестве пижамы. — Ты всегда была ужасной вруньей.

— Ничего я не вру.

— Ты уклоняешься от ответа, а это практически то же самое, — говорит она. — Ну так что... он довольно богат, да?

— Да, — отвечаю я.

Бессмысленно отрицать, когда Елена провела ночь в квартире. Но признаваться все равно неловко. Елена — часть моей семьи, моего домашнего мира. А не мира балета, мира Констанции-Коннован-лучшей-подруги.

Две несопоставимые вселенные.

— Не «богатый» как Коэны в квартале от мамы с папой. Нет, «богатый» как Билл Гейтс. С водителем, домработницей и личным самолетом.

— У него нет личного самолета, — говорю я. Потом хмурюсь. — По крайней мере, вроде бы.

— Изабель, — она качает головой, глаза сверкают. — Не могу поверить, что у тебя роман с этим человеком. У тебя-то!

— У нас не роман. Подразумевается, что мы делаем что-то... неправильное.

— Ладно, значит, вы просто спите, — подытоживает она. — Так? Потому что смотрел на тебя вчера очень... Он выглядел разбитым, выйдя из машины. Будто ожидал найти мертвой на тротуаре.

Я прикусываю нижнюю губу. Этот взгляд я тоже видела.

— Да, мы... в отношениях. Вроде. Наверное.

Ее темные брови приподнимаются.

— В отношениях?

— Ну да, типа того. Еще очень рано. И он... — я замолкаю, тряся головой.

Не думаю, что Алек до сих пор страдает из-за смерти жены, но вчерашний вечер ясно дал понять, какие шрамы это оставило. Шрамы, влияющие на его решения даже сейчас.

Вчера Алек был ближе всего к тому, чтобы сказать, что я для него что-то значу. Но показал это каждым взглядом, каждым прикосновением, и значит это куда больше любых слов.

Я прижимаю ладони к щекам.

— Его сложно понять.

Глаза Елены расширяются.

— Ты влюблена.

— Да, — тихо отвечаю я. — Влюблена.

— Воу. Черт, — она медленно качает головой, уголки губ опускаются. — Ты уверена, что это разумно? Делай, что хочешь, но этот мужчина... он намного старше. Ему же за сорок.

— Сорок, — произношу я.

Сорок один исполнится через пару дней, если быть точной. Видела в расписании. Катя говорила, Алек не любит шумихи вокруг своего дня рождения, но дети обожают устраивать ему сюрпризы. И он каждый год нехотя соглашается праздновать.

— Ну вот. Как я и сказала. За сорок.

— В прошлом году ему было тридцать девять. Звучит лучше, если первой цифрой в возрасте является тройка?

— Да, — без колебаний отвечает она. — Но все равно староват. Он... У тебя день рождения в декабре. Значит, он...

— На пятнадцать лет старше, — сухо бросаю я.

Ее лицо оживляется.

— Точно. Спасибо. На пятнадцать лет старше. Изабель!

— Елена!

— Мама с папой с ума сойдут.

Я опускаюсь в кресло у стола. Ее слова вызывают приступ тревоги.

— Думаешь?

— Конечно. Ты приезжаешь домой со старым богачом с Верхнего Ист-Сайда, у которого уже двое детей и домработница? — она складывает руки в молитвенном жесте. — Buena suerte13.

Я закрываю лицо ладонями.

— Нет, они