Сибирь - Настя Полос

вам, теть Лар. — Фадей вышел из кухни, держа кастрюлю и ставя ее в середину стола. А потом чмокнул Лару в макушку. — Ты без нас жить не можешь.

Лара покраснела, но ничего не ответила.

— Где Ромка? — спросил Леон.

— А мне откуда знать?

— И кому колоть будете? — На порог зашел Борисыч.

— А ты как услышал наш разговор?! — возмутилась Лара.

— Ха, — только и ответил он.

За ним в дом вошла Нина, ковыляя на одной ноге и держась за костыль. За ней влетело трое детей и сразу начали бегать по всему дому. На Лару было страшно смотреть.

— Кто захочет, — ответила я. — Мы не принуждаем. Пока.

— Да никто не захочет! — сказал Борисыч.

— Это ты не хочешь! — ответила Нина. — А я хочу.

Нина мне улыбнулась, я ответила тем же.

— А ты не хочешь ногу, ну… Э. Ну как у Иванны?

— Фадей, тебе лучше молчать. Ты совсем не умеешь с девушками разговаривать.

— А ты прям умеешь!

— А мне не надо болтать. Мне достаточно улыбнуться. Да, Нина?

Леон подмигнул женщине, та мгновенно залилась краской.

— Не хочешь прогуляться? — шепнула я Дмитрию на ухо. — Возьми тарелку и пойдем. Кажется, у Лары припадок отчаяния. Никто не заметит.

Мы с Дмитрием вышли на улицу и сели с тарелками на крыльце. Вслед нам бросили несколько двусмысленных комментариев, но мы их проигнорировали.

Вдали пели птицы. Деревья шумно играли листвой, донося до нас аромат распустившихся где-то цветов. Пушистые облака мелкими хлопьями стремились в путь, укачивая.

Дмитрий смотрел на кроны деревьев и думал о своем. А я смотрела на него.

— Хватит так на меня смотреть или мне придется понести тебя наверх.

— А если я хочу этого?

— Тогда мы снова пропустим весь день.

— А если я хочу и этого?

— Тогда, — Дмитрий отложил свою тарелку, а я свою, — давай…

Договорить он не успел, потому что я плеснула стакан воды ему прямо в лицо. Очумело моргнув, он уставился на меня с немым вопросом, а я засмеялась.

А потом, быстро поднявшись, сказала:

— Если догонишь меня, я скажу тебе, что люблю тебя.

— Ч-что?

— Сначала догони!

И я побежала, а Дмитрий, застыв в изумлении, сначала не двигался, а потом побежал следом. Я громко смеялась, несясь по дорожкам, пока Дмитрий резко не схватил меня за руку и не потянул на себя.

— Говори! — Тяжело дышал он, серьезно глядя мне в глаза.

— Я хотела сказать… — растянула я.

— Елена!

— Сказать, что…

Дмитрий вздохнул и отпустил меня, но я сама потянулась к нему. Смех ушел, но улыбка осветила мое лицо.

— Я хотела сказать, что люблю тебя, Дмитрий. Спасибо, что спас.

Спасибо, что ты пришел. Что познакомил меня с Айзеком. Спасибо, что каждый день давал повод мне жить.

Спасибо, Дмитрий, что ты нашел меня.

Любимый.

Дмитрий был в моих руках, я была в его.

Солнце продолжало светить.

Мы упорно трудились и создавали лекарство. Каждый день, не покладая рук, лишаясь сна и здоровья, сотни ученых, работников и солдат, даже простые уборщицы делали все, чтобы спасти человечество.

И когда-нибудь, как я надеюсь, очень скоро, мир наконец-то вздохнет.

И все злодеи станут героями.

Бонусные главы

Внимание, в главах присутствует описания сомнительного согласия.

Читайте с осторожностью!

1

Леон

Лазарь! иди вон.

И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет.

«Чудо воскрешения Лазаря» (Евангелие от Иоанна глава 11, стихи 1-45)

Лазарь. Вот кем был Леон.

Умершим. В тот миг, когда горячая кровь упала алыми каплями на лицо, Леон осознал, что мертв. Шестнадцатилетний ребенок наблюдал, как отец, а потом и мать были жестоко убиты и съедены.

Зараженный — бывший добродушный сосед Стивен — оторвал от любимой мамочки изуродованную морду. Между его зубов застряли куски плоти, по подбородку стекала бурая жижа. Стивен двинулся на мальчика.

Ужаленный страхом, Леон попятился назад. Час назад его мама обеспокоенно сжимала его в объятиях под звуки сирен, отец уверял, что все будет хорошо и они справятся, а потом дверь распахнулась. Сейчас же Леон понимал — он умрет. В эту минуту или через час. А может, через год? Но только он вправе решать, когда.

Ребенок, чье детство вырвали зубами, вмиг повзрослел.

Через года Леон будет смеяться, вспоминая последние минуты его прежней семьи. Растягивая губы, видя очередное кровавое месиво, Леон будет видеть глаза его матери и слышать в голове ее тихий, надрывный шепот: «Беги, беги, беги… УБЕЙ! УБЕЙ!» С каждым убийством «беги» трансформировалось в «убей».

Леон будет расти настоящим хищником, будет искать самые действенные методы расправы, будет идеальным оружием в чужих руках. Он будет отрицать, что его волнует собственная смерть, будет насмехаться ей в лицо.

Лишь бы только никто не заметил, никто не знал, в какой ад он попадал ночами.

Каждый раз оставаясь в одиночестве, Леон будет видеть разводы крови на потолке, как его игрушки, которые мама оставляла на память, будут навечно испачканы алым. Вспоминать, как ему было страшно.

Позже многое изменится в его жизни. Но сейчас…

Леон схватил с кухонной тумбы нож.

Первое убийство Леона вышло грязным и постыдным. Он несколько раз поскользнулся на красной луже, нож выпадал из потных ладоней, а когда он замахнулся, лезвие ударило мимо. Но Леон не мог остановиться. Ему нужно жить. Поэтому с третьей попытки ему удалось вогнать нож в висок. Тварь обмякла. Леон остался стоять на коленях. А потом его вырвало.

Через некоторое время дрожащее тело решило реагировать. Первое, что он точно осознал — его родители мертвы. Их больше не будет, и он остался один. Слезы истеричной волной смывали бордовые разводы. Второе, ему нужна помощь. Один он не выживет, а умирать, когда ощутил своими руками смерть, не хотелось.

Поэтому Леон побежал.

Он бежал сквозь улицы, через потоки кровавых рек, через крики и ревы. Его тащили за одежду, пытались укусить, несколько дней он спал в канаве, страшась от каждого звука. Голод выворачивал желудок наизнанку. Один раз он хотел поймать крысу, но та, обезумев, стала набрасываться на него. После этого он сумел отыскать небольшой киоск. Леон забивал желудок до отвала, пока его не поймали мародеры.

Тогда Леон по-настоящему узнал, что такое физическая боль. Кулаки сыпались градом, его вновь рвало — едой, а потом кровью. Леона пинали ногами, снова кулаками. Давали легкую передышку и продолжали. Он не знал, в чем была их конечная