Пламя в моем сердце - Рита Трофимова

и от матери. От матери тем более — Эла даже представить себе не могла, как та воспримет новость об Эдуарде. С недавних пор она не переваривала это семейство, вернее, мужскую его половину. Слишком много неприятных воспоминаний было связано с этой фамилией.

Эла и Эдик встречались чуть больше месяца и постепенно притирались друг к другу. Не в её характере было мяться и смущаться, она привыкла действовать быстро, что называется — брать быка за рога. После пары тайных свиданий в квартире Полянских Эла постепенно перебиралась к нему и теперь наводила порядок, привнося свежие идеи в этот устоявшийся скучный мирок. Между ними установилась особая связь, и поэтому каждый прожитый вместе день был для обоих маленьким приключением. Эла окружила его заботой, он с молчаливой улыбкой позволял ей хозяйничать в собственном доме и смотрел с обожанием.

Эла распаковала чемодан, на сутки забытый в прихожей Полянских, и взялась разбирать вещи. Сегодняшний день совершенно не располагал к походам по городу, даже в продуктовый выходить не хотелось из-за дождя, который, к слову, нещадно хлестал в окна несколько дней подряд и, похоже, не собирался заканчиваться. Эла рассортировала бельё, загрузила стиральную машинку и отправилась в кухню готовить обед. «Вдруг Эдик нечаянно нагрянет», — улыбнулась она своим мыслям, попутно продумывая блюдо на ужин.

С Ниной Георгиевной Эла быстро нашла общий язык. Та сама намекнула ей, чтобы Эла включалась в работу по дому, то ли заманивала хитростью, то ли проверяла её на прочность. И Эла не растерялась. Первым делом рискнула сменить занавески на кухне и застиранные полотенчики на крючках, потом купила новую скатерть и пару комплектов постельного белья, поставила цветы на кухонный подоконник, протёрла от пыли плафоны в старинных люстрах и избавилась от жирных пятен на кухонной мебели. Все эти огрехи Эла разглядела опытным придирчивым глазом в, казалось бы, идеальной чистоте жилища.

Всё же Нине Георгиевне под семьдесят, и она явно сдаёт позиции, хотя ещё держится молодцом. Совсем как дедушка Альтман когда-то с его неугомонным бойцовским характером.

Кстати, домоправительница, как уважительно называл её Эдик, стала захаживать реже, убедившись, что дом Полянских в надёжных руках.

— А я ведь, грешным делом, подумала, что ты белоручка, — похвалила Элу Нина Георгиевна, одобрительно оглядывая кухню. — Квартира и впрямь заиграла и будто дышать свободнее стало. А я уж стара, не вижу косяков.

— Ну что вы, Нина Георгиевна, какие косяки, — засмеялась Эла. — Я всего лишь сменила занавески. И откуда вы таких словечек набрались?

— Это всё от Филиппушки, — вздохнула бывшая нянька. — И где его носит? Что-то мне на душе неспокойно. — А потом, немного помолчав, тихо добавила: — Только бы у вас с Эдиком всё сладилось, ты уж его не обижай.

«Хм… обидишь его, пожалуй. А с Филиппом и правда беда, и Эдик упрямо молчит, хоть и пытается скрыть беспокойство», — подумала Эла, однако в ответ лишь с пониманием кивнула.

После того как Эла преобразила квартиру, взялась за ревизию шкафов — перебирала гардероб Полянского, тщательно отстирывала и отглаживала рубашки, освободив любимого от кропотливого и скучного занятия. Эта обязанность всегда лежала на нём, даже при жизни Марины. «Да… не барское это дело — стирать рубашки мужа», — мысленно упрекнула она его бывшую.

А он, как любой учёный муж, привык довольствоваться малым. Нет, он всегда одет с иголочки, предпочитая количеству качество: пара дорогих классических костюмов, чисто выглаженные рубашки, остальное — врождённый шарм и интеллект. Эти «аксессуары» и делают образ завершённым и идеально особенным. Князь, воплощённый князь. И он умеет ценить красоту, разглядеть настоящую жемчужину в коробке с бижутерией.

А как он трепетно относился к жене, на многое закрывал глаза, терпел, носился с ней как с хрупкой статуэткой и исполнял любую прихоть. Вон и Филиппа прессовал, когда тот осмеливался дерзить матери.

Стоит признать: Марина была тем самым редким алмазом, который надлежало разглядеть, этаким самородком, правда, без должной шлифовки, а я… — Эла в который раз с пристрастием оглядела себя в зеркале, и удовлетворённо кивнула, — настоящий бриллиант, с отточенными гранями и особым блеском!

«Ох, ну о чём это я, — тут же одёрнула себя Эла. — Ни к чему эта глупая ревность и ненужные сравнения. Хотя сложно не думать, не сравнивать, находясь в доме его покойной жены, где всё так живо напоминает о ней. Была б моя воля, я бы уговорила Полянского оставить этот дом и переехать в новую, свободную от воспоминаний квартиру, но это лишь в планах, — вздохнула Эла, вернувшись к своему занятию. — У нас непременно будет всё по-другому! Лучше во сто крат! Уже лучше…»

* * *

Шли третьи сутки, как Эла и Эдик вернулись из Питера, а она и не думала возвращаться домой, оставалась у Эдика с ночёвкой, готовила вкусные ужины и с нетерпением ждала его с работы. Им нравились все эти игры в семью. Элу не покидало ощущение, будто они с Эдуардом были знакомы всю жизнь, конечно, не как соседи по даче — как близкие, очень близкие люди. Расставаться было нелегко даже на пару дней. И когда Эдуард предложил ей махнуть в командировку на симпозиум в Питер, Эла не раздумывая согласилась.

Ох уж эти счастливые деньки, проведённые в Питере. Днём они посещали премиум-отель, где проходили конференции по психиатрии и наркологии, на которых Эла не без гордости слушала выступления Эдуарда, хоть и не совсем понимала сложную медицинскую терминологию, лишь общую концепцию темы, а вечерами они гуляли по Питеру. Погода стояла чудесная. Эла вспоминала белые ночи и разводные мосты, все те места, которые они с Эдуардом с удовольствием для себя открывали. И было так удивительно быть вместе, встречать рассвет на колоннаде Исаакиевского собора, сидеть в обнимку во дворике дома Пушкина, бродить по цветочным лабиринтам Елагина острова. И когда они только всё успевали! Эле нравилось, как бы невзначай дотрагиваться до него, опираться о крепкую руку, слушать его бархатистый голос и видеть в глазах улыбку, а ещё выводить Эдуарда на шутливые споры и потом с удовольствием наблюдать, как он с невозмутимым спокойствием отстаивает свою правоту.

Эла лелеяла в памяти эти смешные моменты. Вот и сейчас, примеряя новый шёлковый халатик у зеркала в прихожей, она наткнулась взглядом на кожаные туфли а-ля прощай молодость, те самые, что выбрал ей Эдик для долгих прогулок по Питеру. И расплылась в улыбке.

— А давай поднимемся на