Ребенок для Азата - Мария Зайцева

Забудь, забудь про меня!

Его лицо непроницаемо, не понять, доходят мои слова, или нет.

Судя по тому, что тяжелые руке по-прежнему на талии, не доходят. И значит, дело плохо.

Помнится, год назад ему было плевать на мой моральный облик. Не совсем плевать, но, по крайней мере, отпускать меня он не собирался. Жениться, правда, тоже…

Хотя, его мнение менялось в тот момент по мере нашего сближения.

И в итоге, совсем поменялось…

На мою беду.

Потому сейчас информация о моей порочности может и не сработать. Слишком взгляд безумный.

И пальцы на талии скользят ниже, жадно, по-собственнически ощупывая меня.

С него станется просто утащить в машину, наплевав на то, сколько человек его увидит, и увезти на нашу родину. Почему нет? Пока здесь, в благополучной Европе, среагируют на преступление против личности и харрасмент, мы уже границу пересечем. Особенно, если у него джет.

А у него джет. Был, по крайней мере, еще год назад.

— Слушай, Наира, — он сопит, тянет меня еще ближе, хотя, кажется, это физически невозможно… Возможно! Еще как возможно! — Давай прекратим это… Какой другой человек? Это все глупость. Давай поговорим. Просто поговорим. Сначала. Не здесь, в другом месте… Я… Клянусь, я тебя выслушаю. Я, может, не уделял тебе внимания, не слушал тебя… Но я выслушаю. И, если ты обиделась на что-то, если причина побега в моем отношении… То я… Я буду меняться. Да. Буду. Веришь?

Я смотрю на него, силясь не зарыдать в голос.

Ох…

Если бы он таким тоном все это сказал мне тогда…

Я бы, наверно, и не стала…

Хотя, нет!

Стала!

Стала бы!

Потому что этот тон и этот взгляд — его секретное оружие! Он влияет на меня на каком-то, совершенно глубинном, подсознательном уровне, заставляя подчиняться, верить ему. А потом… Потом он применяет тяжелую артиллерию, целует, утаскивает в кровать, заласкивая до безумия и полного отключения мыслительной функции…

Я знаю, о чем говорю, я в таком состоянии несколько месяцев провела.

Пока не прозрела. И мой процесс выздоровления был болезненным. Но что поделать, иногда спасти весь организм можно, только отняв гниющий орган…

Поэтому я ему не верю.

Ему надо, чтоб я согласилась, покорно вышла с ним из дверей конференц-зала, покорно села в машину… А дальше — уже проще.

Оставшись со мной наедине, там, где нет риска, что в любой момент помешают, Зверь подключит свои инстинкты… И я пропаду. Опять.

А мне нельзя пропадать, у меня…

— У меня ребенок, мне надо к нему.

Глава 9

Если бы я знала, что слова о ребенке заставят Зверя вздрогнуть и разжать лапы, я бы сказала раньше, клянусь!

Получив неожиданную свободу, тут же восстанавливаю наше статус кво, отпрыгнув от Азата на приличное расстояние. И уже оттуда смотрю с опаской в его лицо. Внутренне содрогаюсь от дикого, жестокого выражения.

О чем он думает сейчас?

Явно не о том, что ребенок от него. И это хорошо же…

— Он мой? — тут же рушит мои иллюзии Зверь, и я, быстро облизнув губы, потому что сухость эту уже невозможно терпеть, как и его вкус на себе, торопливо отвечаю:

— Нет, конечно.

От этих слов у него что-то странное происходит с лицом.

Вроде бы и маска каменная, а в глубине глаз, в четче прорезавшихся морщинках, в острее обозначившихся скулах — гнев, ярость, жажда… крови?

Он убить меня хочет?

За то, что, якобы, изменила?

Какая циничность!

Хотя, для нас измена мужчины — это не то, что должно волновать его жену… Так ведь, Зверь?

Воспоминания больно бьют по сердцу, но дышать становится легче.

Я окончательно сбрасываю с себя оковы недавней страсти, укрощаю некстати взбунтовавшееся тело и твердо смотрю в лицо своего бывшего мужа.

Своего врага.

Да, Азат теперь — враг мне. Потому что, если он узнает, что Адам — его сын, то не будет мне свободы. Не будет мне счастья. Или нас вместе заберет, полностью проигнорировав все законы, или… Сама мысль эта пугает своей простотой и логичностью.

Он может забрать Адама!

Конечно, может!

Тоже, руководствуясь лишь своими внутренними мотивами, забыв про мои чувства, про законы, вообще про все забыв!

Вспоминаю, как Азат, когда еще все было хорошо у нас, когда я была не Нэй, а сладкой дурочкой Наирой… И вот в те благословенные времена мой любящий муж рассказывал, насколько сильно хочет сына. Наследника. И что планирует назвать его в честь своего деда. И что будет воспитывать из него настоящего воина, мужчину.

Горячая ладонь при этом лежала на моем животе, и я ощущала безграничное счастье, спокойствие, словно там, внутри, уже был наш сын…

И впереди у нас было все то, что так идиллически нарисовал себе мой муж…

Поджимаю губы от застарелой боли, от моего несбывшегося, глупого счастья…

И неожиданно ощущаю поднимающийся изнутри гнев.

Это он виноват! Он! Он!

Он все разрушил! Растоптал!

И теперь еще смеет… Да пусть только посмеет подойти к Адаму! Я его загрызу!

Но, чтоб даже шанса у него не было увидеть моего сына, надо сейчас сыграть максимально правдиво.

Он не будет себя связывать с чужой женщиной, с женщиной, у которой ребенок от чужого мужчины… Слишком эгоистичен.

Я для него сейчас должна быть низшим сортом. Дурным прошлым, о котором стыдно вспоминать и рассказывать…

— Сколько ему? — его голос низок и страшен, мышцы все в напряжении, кажется, кинется сейчас, набросится!

Держись, Нэй, держись… Ради Адама.

— Три месяца.

Он, конечно, сможет проверить, но моя задача сейчас, чтоб не захотел мгновенно это сделать. А потом… Я подправлю информацию в своем личном деле. HR я или нет? Все выплаты и льготы я уже и так получаю, проверять никто не будет…

— То есть… Сразу забеременела, да? — ноздри породистого носа бешено раздуваются, желваки ходят.

Давай, Зверь, прими правильное решение уже!

— Да, так получилось.

Стараюсь делать голос отстраненным и с трудом сдерживаю желание кинуться в сторону двери.

Но нельзя. Таким образом только спровоцирую его. Зверь, он и есть Зверь, сразу среагирует и кинется догонять.

А мне надо, чтоб скривился от омерзения и забыл.

— Как ты… Быстро… И ребенок… От него? От того, с кем живешь? — голос его становится совсем низким, жутким. И лицо чернеет буквально.

— Да, от мужа. — Тут, главное, взгляд не отводить. И я не отвожу.

Ну же, Зверь, оскорбись, наконец! Назови дешевкой, тварью!

И уходи! Исчезни из моей жизни!