Бывший. На выданье - Елена Росси

всевозможный краденный скуп, аккуратно укладывали друг на друга в кузова. Потом грузовики медленно разворачивались в узком проезде между складами, и отбывали сплошным потоком. Гром-стук и дым стоял до небес.

— Бог в помощь, — Малинин сильно ударил обручальным кольцом о створку ворот.

Ворота загудели в ответ. Лицо дюжего мужика, звероватого вида, перекупщика краденного по кличке Гошан, стало воплощением скорби, когда он увидел нас из дымной пелены. Вид у него был несколько взъерошенный и ошеломленный. Очевидно было, что со дня рождения его прошло от силы лет тридцать. Он всегда недовольно косил единственным своим оком в нашу сторону, но махнул, в знак приглашения.

Малинин пошел впереди, держа под мышкой нечто, упакованное в ткань и связанное бечевкой. Оглушенный ревом моторов, лязгом механизмов, я зажмурившись шел сзади, пиная сплющенную консервную банку — ни на миг не сомневаясь, что не привязанная голодная свора, мимо которой мы проходили, глядела на нас с нескрываемым коварством.

Занозой пряталось, зудело и кололось раздражение, готовое перерасти в глухую злобу. Беда моего настроения состояла в том, что не было во мне ни бодрости, ни задора, ни тем более уверенности в том, что все будет как следует. Какой-то светлый червяк точил меня: хватит… завязывай! Начни с нуля!

Отставить!.. я же понимаю, что нельзя ничего исправить...теперь.

Мы оказались в темной комнате, в которой пахло свеженанесенным кузбасслаком и пылью. Удивительная это была комнатка. Самым обыкновенным тут были диван, обитый кожей, со сложенным одеялом, стол и два грубо сколоченных табурета. Все прочее поражало. На не оструганных полках, застеленных газетами, были расставлены и разложены различные ценности: подсвечники, котелки, сервизы, вазы необычной формы, рамки с камушками и без них, бляшки, монеты, и картины различных размеров. И каких только картин не было! Малинин аж засмотрелся.

То ли сила искусства так подействовала, то ли вдохновили картины светлого и сытого будущего — он принялся торговаться, с упрямством достойным лучшего применения:

— Давай пятьсот! — торопливо отхлебнул предложенное пиво.

Крыша старого склада, сильно нависшая вперед, как будто кто-то ладонью ударил ее в спину, нимало не заботясь о производимом шуме, кряхтела, постанывала, сыпала мелким сором — это вторило хриплому ворчанию Гошана:

— Триста и точка… вдруг я его еще не скину, — сдвинул брови в толстую, мясистую складку.

Пальцы его рук беспрестанно шевелились, ноги переступали на месте, будто мерзли… В остром глазе прыгали чертики. Тень, которую наш старый знакомый отбрасывал на стену, горбилась, несмотря на то, что хозяин тени стоял прямо. Глянешь на него: мужчина за тридцать. Глянешь на тень: старик.

— Четыреста пятьдесят! — рука Малинина с недопитым пивом застыла на полпути к губам.

— Нет, это не пойдет.

— Что не пойдет? — с интересом спросил я, поглядывая на Гошана.

Несколько секунд он колебался. Его долгий опыт перекупщика антиквариата уже нашептывал ему грозящую прибыль, и он слышал этот вкрадчивый шепоток сквозь увещевания жадного рассудка.

— Четыреста пятьдесят за этот гонг не пойдет.

— Почему? — плюнув на воспитание твердого характера, я закурил. — Это уникальная вещь!

Когда ядреный аромат дошел до забитых ноздрей Гошана, он поднял голову:

— А вот тут я тебя разочарую до невозможности. Уникальная? Ну, может. Древняя? Да! Но материал, скажем прямо, мелочовка, извините, подножная, да и уровень обработки — стиль “абы как”. Я могу показать фотографию нескольким людям, но… — он поглядел на гонг, бережно разложенный на чистом полотне, покачал головой и пожал костлявыми, как вешалка, плечами. — Вы же видите. Такое толкнуть не просто будет…

— Ничего, — терпеливо сказал я. — Где-нибудь найдется коллекционер такого барахла.

— Нет уж, — возразил Гошан, потирая шею под затылком. — Либо моя цена. Либо забирайте это.

Малинин скрипнул зубами:

— Фу ты, елки-палки, тогда мы предложим эту штуковину твоим конкурентам. Мало вас паскудников, что ли?

— Если бы это была просто, вы бы тут не стояли.

— Слышь, хорош! Поговори тут еще, — вздернув верхнюю губку, пригрозил я. Раскочегарившись однажды, успокаивался я не скоро. — У тебя что, свой собственный закон уголовный? Сказано… бери! Зафутболишь кому-нибудь. Мы тебя примазываем? Примазываем! Как ангелы, крылышками своими твою конуру покрываем? Покрываем! Я еще не забыл кислую историю, как ты квартирки обносил, ценитель дорого и красивого! — чем дальше, тем более разнообразным, обрастая новыми красочными деталями, становилось мое повествование.

По опыту я знал, что обычно никто более десяти минут моего речитатива не выдерживал.

Малинин, закономерно кивал моим словам, как если бы все шло так, как следовало. А Гошан потирал рдеющие уши.

— …и имей в виду. Будешь наглеть — и ты так просто не отделаешься, оформим путевку сам знаешь куда. Я гуманизмом не страдаю, ты знаешь, — не без некоторого налета самодовольства бросил я.

— Знаю, — кивнул Гошан, выслушав мое внушение.

— Тогда, я так понимаю, договорились. Давай за четыреста! — подвел я черту, преувеличенно бодро. — Ни тебе, ни нам.

— Ладно, по рукам! — стремясь закруглить конфликт, Гошан вздохнул, а затем продолжил: — У меня же цели благие. Увезти, спасти ценности отсюда, где они никому не нужны и все равно сгинут в безвестии, туда, где их ценят… ну хотя бы в долларах. Держи! — и с этими словами, он передал Малинину четыре денежные пачки, которые тут же исчезли в его портфеле.

— Как с хорошим человеком поговорить приятно: даже не заметили, как время пролетело, — улыбнулся Малинин.

А я, собирался, но не успел расцвести подсолнухом.

Щелкающий звук затвора камеры заставил нас троих повернуть головы.

— Что это нахрен за фотосессия? — всполошился Малинин, инстинктивно прикрывая рукой полученное сокровище.

Я и не почувствовал, как спина моя просела...

В разбитую форточку заглядывала остроглазая и остроносая, скуластая, с идеально стриженными темными волосами, Колокольникова!!!

Мешки на которых она стояла покачнулись, как будто об них что-то ударилось. Всему виной была собака, точнее собаки, целая стая, которым хотелось броситься на непрошенного гостя и разорвать его.

— Ой, мама-а!

В уши залез ее тонкий визг и собачий лай.

— Богдана... - опрокидывая стулья, я почему-то кинулся к ней.

Глава 8

БОГДАНА

Начиная со вчерашнего дня жизнь моя приняла окраску странную, беспокойную и волнующую. Одним словом, другой бы на моем месте сказал, что работать в такой обстановке просто невозможно. А я бы ответила: но оно же того стоит! Хотя с чего я решила, что смогу справиться с этим в одиночку?

Сердце бешено колотилось. Меня трясло. Лихорадило. Ладони и лоб взмокли от пота. По спине катились предательские градины, отчего платье липло к коже. Я была на нервах уже битый час.

Мое такси мчалось со скоростью света, обгоняя