Бывший. На выданье - Елена Росси

слюну и грозно рыча, клацала в опасной близости от моего лица. Горячее дыхание, клубами вырывалось из черного носа, сморщенного в яростном оскале. Каково было мое положение? Я замерла от ужаса, одурела вовсе от страшных белых клыков перед самым носом, красного языка в пене.

Главное, не бояться и не показывать им собственную слабость, — думала я. Ни одна собака не тронет смелого человека!

Пес, видимо, был сыт по горло похожей философией. А потому бросился вперед и стал тянуть меня за сумку, которой я прикрывала лицо. В это же мгновенье другое, темное тело взвилось передо мною. Я отпрянула в испуге, а затем ойкнула, признав Бурова.

Лучшего предупредительного выстрела в воздух мне не доводилось слышать…

Восхищенное восклицание сдержать не получилось. Свора отступила, низко опустив головы и прижав уши, будто на них кипятком плеснули.

Боже, спасибо! Я, совершенно точно, была жива! Об этом свидетельствовали и оледеневшие кончики пальцев, и хлюпающий от холода нос, и адреналин, разрывающий меня на части.

Краснолицый Буров стоял напротив, выпучив глаза, крепко сжимая рифленую рукоятку. В черном пальто, поверх которого обмотался белоснежный пушистый шарф.

Не стоило удивляться, что я не сразу узнала его — за прошедшие годы он, разумеется, сильно повзрослел, и от подростка, которым он когда-то был, не осталось и следа. Детская припухлость ушла, но черты лица его остались мягкими, и симпатичными. Наверное, он тоже размышлял. Размышлял на тему того: куда могла подеваться девушка, с нежным выражением лица? Перед ним распласталась, далеко не леди салонного вида… Широко раскрытые глаза сверкали как молния, вздернутые ноздри дрожали, губы сжались, грудь высоко поднималась и распустившиеся волосы падали на плечи: одна нога была вытянута вперед, все тело откинулось назад, левая рука сжимала в кулак сумку, правая с поднятой фотокамерой готовилась нанести удар.

— Ты ушиблась? — произнес он со странным придыханием.

Мир сузился до плохо освещенного пространства, в котором нам вдвоем вполне хватало места. За пределами этого неширокого круга полумрака лежала жизнь. Звуки. Не знаю, что слышал он… Я слышала стук своего сердца и, осторожное царапанье воробьиных лапок по жестяному карнизу. Выжидая, я закусила нижнюю губу. И молчала. Сквозь пелену услышала ледяной голос, казалось, он доносился с луны:

— Задницу застудишь!

Вид моих дрожащих рук взволновал его?

— Столько лет прошло, а привычки все те же… — начал Щенков, делая шаг мне навстречу. — Суешь свой нос куда не надо…

И ведь прав, гад! Все течет, все меняется, а что-то остается вечным.

— Стой! — крикнула я. Мой голос скатился на несколько тонов вниз от напряжения, и звучал сдавленным шепотом. — Не подходи!

Ему было все равно, он выдернул меня из мешков, словно тряпичную куклу, и поставил на ноги. Сил хватало! Он ведь на добрую голову выше меня, и весьма широк в плечах. Желудок сжало спазмом. Он сжал зубы и подался вперед, так что наши лица почти соприкоснулись. Я задержала взгляд на широких, твердых, красиво очерченных губах. Зачем он навис надо мной? Я выше среднего роста, но рядом с ним выглядела крошечной. В животе шевельнулось огненное колесо, замелькали воспоминания: школьная дискотека, он наглый, сжимает меня в своих объятиях, а я чуть не плачу от счастья… это потом уже выяснилось, что он так стебался.

Я зажмурилась и сжала губы, стараясь не дышать. Горячее дыхание его проникало мне в ухо. Кожу начало покалывать, и это знакомое ощущение испугало меня. Скопившееся внутри напряжение неожиданно прорвалось наружу, и я посмотрела на него дикими глазами.

— Пусти, Щенков! Больно же! — с трудом выдавила, пытаясь высвободить свою руку, однако хватка его стала только крепче.

Он насупил брови:

— Какого черта ты делаешь? — его глаза вспыхнули, но руку разжал.

Эти слова он произнес так, что сердце мое ушло в пятки. С трудом, я придала лицу спокойное выражение, восстановив дыхательный ритм. Мое спокойствие, разумеется, было только внешним.

— Может, лучше я задам вам этот вопрос? — голос мой, однако дрогнул.

Он немного разжал стиснутые зубы, но продолжал смотреть прямо мне в лицо. Ноздри трепетали. Не сводя с меня глаз, он сунул пистолет обратно в кобуру. Мордоворот Малинин, полный, со всклокоченной шевелюрой, в широченных джинсах, появился у него за спиной.

— Долго будешь любоваться? — рявкнул, отирая платком лицо. — Забери камеру у этой кобылы!

Меня такая характеристика задела за живое. Я не считала свою фигуру идеальной, но “кобыла” — это явный перебор. Кровь бросилась мне в лицо, кожа стала обжигающе горячей. На лице Бурова в этот миг были написано волнение и растерянность, что я немедленно побежала, навстречу ледяному ветру. Впрочем, смятение Бурова длилось недолго, он побежал следом.

— Стой!!! — при звуке этого голоса, который заключал в одно и то же время и последнюю мольбу и последнюю угрозу, у меня точно выросли крылья. И я уже не бежала, а летела.

Сапоги на не больших каблучках, будь они прокляты, затрудняли кросс по пересеченной местности. Собаки пытались лаять, не смея кинуться за мной, а от Бурова вообще шарахались, словно от неуправляемой вагонетки. Преследователь неумолимо настигал меня. Глаза у него так и горели, горячий пар валил изо рта. Ветер вздувал пузырем пальто на его спине.

Я свернула на одном углу, на другом — проклятый Буров не отставал. Почти нависал разгоряченной фигурой, преследуя единственную цель — завладеть фотокамерой. Пришлось отдаться во власть физике. Я внезапно остановилась, и Руслан налетел на меня, на секунду потеряв координацию. Правильно распределив вес тела, я вдавила острие каблука в подъем его левой стопы.

— Богдана!..твою мать!..мфм…

Глава 10

Как, однако, некстати этот дурацкий Новый Год! Нет, моему отвратительному настроению не может быть предела! У нормальных людей, тридцать первого декабря — лучшие угощения стоят на столах, на елках фонарики и лампочки, переливаются волшебными цветами. В небе разбиваются фейерверки. А у меня, что разбивается?

ФОТОКАМЕРА?.. Как можно умудриться разбить ее в канун Нового Года? О, в этом я теперь великий знаток. И скажу, просто не нужно совать свой курносый нос куда не надо. Даже если вы считаете, что делаете благородное дело! Иначе это так аукнется, что потом еще долго будете кусать локти.

Ладно, пора признать, что я ненормальный человек…

Две белые высотки торчали, как два тупых зуба в черно-белой пасти. От кнопки звонка остались только торчащие проводки, которые буквально кричали о том, что в этой квартире мужиком не пахнет! Старый, плохо работающий замок моей однушки поддаваться упорно не желал, лишь усугубив мое состояние. Отворив все-таки входную