Главный герой против развода - Марина Сергеевна Орлова

чувств к Беатрис. Вы были холодны и равнодушны и согласились на этот брак лишь из чувства долга. Вы правы, я не поверю в вашу любовь к ней, – слегка склонила женщина голову к плечу. – Но все же вы представлялись тем человеком, который ради выгоды пойдет на все, даже женится на нелюбимой женщине. Так вы сделали с Беатрис. Так что вам мешает вновь поступить подобным образом с суженой. Вам ли не знать, какие выгоды может принести этот брак и поддержка храма? – прищурила она глаза.

Дион смешался, крепко сжав челюсти, отчего на щеках заходили желваки. Я уже хотела вмешаться, но он очень глухо, напряженно произнес:

– Да, именно таким человеком я и являлся. Вплоть до свадьбы с Бией так и было: мне было все равно на чувства и благородство, если выгода превышала. Я и сам до сих пор теряюсь, почему и когда я изменился? Началось ли это с изменений в самой моей жене, которая показала, что жизнь может быть куда более значимой и красочной, если делать лишь то, чего сам желаешь? Еще до самой встречи с суженой, я уже ловил себя на мысли, что в моей жизни все идет неправильно. Я добровольно стал марионеткой судьбы, безропотно принимая все «на благо». Но конкретно в этом случае… Прежде мы было несложно расставаться с вещами или людьми, которые мне нравились, если это было выгодно. Хотя сейчас даже не уверен, нравилось ли мне хоть что-то или я запрещал себе привязываться намеренно, зная, что однажды от этого будет нужно отказаться, – прохрипел он с горькой усмешкой, а после перевел на меня напряженный взгляд и едва заметно дернул уголками губ в печальной улыбке, точно уже прощался со мной и это причиняло ему боль. Я не знала, что сказать по поводу его неожиданной искренности, но почему-то почувствовала укол в груди и прилив тепла к лицу. – Но вскоре после свадьбы наконец отчетливо понял, что мне нравится и чего я не хочу терять, – продолжил он, улыбнувшись чуть шире, когда увидел румянец на моем лице. – Я не хочу отказываться от этого брака из глубоко эгоистичный чувств. Не выгоды ради, для сохранения богатства, а просто потому, что не хочу отпускать человека, который мне нравится.

– Можно ли верить в твою искренность? – не спешила сменять гнев на милость, задала Франческа прямой вопрос. – Ко всему прочему, невзирая на мотив, будь то деньги или твой эгоизм, ты так открыто заявляешь, что не отпустишь жену, даже если это принесет ей боль…

– Это не так, – повысил он голос и смутился от того, насколько резко прозвучал его голос. – Я не хочу отпускать Бию. Но если не останется другого выбора… я не стану удерживать. Я не хочу, чтобы она страдала из-за меня. Потому покорно дам развод, когда придет время.

– И женишься снова?

– Никогда! – заявил он, как отрезал, сурово и гневно посмотрев на женщину с видом, точно одна мысль приводила его в бешенство. – Мне плевать на последствия, даже если меня назовут еретиком. Я не приму ни суженую, ни брака с ней.

Я смотрела на мужа во все глаза, и не узнавала в этом вспыльчивом и импульсивном человеке своего мужа, который всегда держался спокойно и отстранённо, не считая его выходки с попыткой вырезать метку.

Меж тем он все продолжал, точно долго сдерживал свои эмоции и мысли и вот теперь не мог выговориться:

– Меня в дрожь омерзения бросает одна мысль, что та женщина будет рядом каждый день моей оставшейся жизни. Нет, это чувство более глубокое. Хуже ненависти…

– Презираешь? Тебе противно? Тошно от одной мысли, что она прикоснется к тебе? – пытливо наблюдая за ним, кажется, даже подавшись вперед, подсказывала Франческа. – Мысль о ее близости причиняет почти такую же физическую боль, как от прикосновений жены? Словно в чан с сороконожками опускают?

Мужчина сглотнул, встретившись взглядом с черными глазами. В его взгляде отразилось… солидарность. И он просто кивнул.

Женщина, получив ответ. Удовлетворенно кивнула, пока я, ошарашенно переводила взгляд с одного на другого.

– Подождите здесь, – властно потребовала она, встав с места, а после размеренным шагом вышла из сада вместе со своей служанкой и скрылась в доме.

– Дион? – позвала я того неуверенно. Все еще находясь под впечатлением от его откровений.

Тот скупо улыбнулся и покачал головой, показывая, что не хочет это обсуждать. Казалось, ему было неловко за свой срыв, который не позволял себе прежде. Думаю, ему тоже нужно это пережить и обдумать.

Я кивнула, и мы неловко замолчали.

Вскоре вернулась Франческа. А за ней шли две служанки, в руках каждой имелись ящики для документации, до веху наполненные какими-то бумагами. Служанки поставили их на столик прямо перед нами, а после с позволения своей хозяйки удалились.

Виконтесса вернулась на свое место и внимательно посмотрела на наши растерянные физиономии.

– Если вы искренни в своем желании… так и быть, я помогу, чем смогу. В конечном итоге, то, что не получилось у меня, быть может, выйдет у вас. Здесь, – указала она на документы взглядом. – все, что я успела собрать за двадцать лет на храм и зарегистрированных суженых.

Мы с Дионом переглянулись, а после я взяла в руки верхнюю папку и внимательно вчиталась. По мере чтения у меня округлялись глаза от шока. Дион, последовал моему примеру и так же прочел ближайший к нему документ.

– Вы… занимались собственным расследованием? – спросила я, видя, что передо мной лежат документы, похожие на те, что я собирала сама, но более углубленные и детализированные, которые, очевидно, собирали со всей тщательностью и вниманием к деталям. Я в своем ограниченном времени и под полным контролем храма и близко не могла бы подобраться к подобной информации. Франческа же… – Когда вы начали этим заниматься?

– Когда поняла, что предпочту выпить чан со слизнями, нежели хоть раз поцеловать своего «суженого»? – нахмурила она брови, прикидывая ответ, который получился больше вопросительным. Затем, перевела с изумленной подобным сравнением меня, на Диона и солидарно усмехнулась, видя его серьезное выражение. – Не знаю, что тебе наговорил твой отец, Беатрис, – вздохнула она, привлекая мое внимание. Я насторожилась, понимая. Что она, наконец, готова поведать свою собственную историю. – Но моя история была довольно тривиальной. Это я поняла уже после