Пламя в моем сердце - Рита Трофимова

время пока Лина полоскалась в душе, ребята успели накрыть стол. Макс пожарил яичницу, нарезал салат из оставшихся с пикника овощей. Фил сделал морс из клубники, которую так же без спроса Макс приватизировал из холодильника в доме Альтман.

— Ух ты! — воскликнула Лина, войдя на кухню. — Да у вас тут целый пир горой!

— Ага, давай уже садись, жрать хочется, — поторапливал Макс.

За стол уселись вместе и ели молча, пока не утолили первый голод. Яичница и правда оказалась необычайно вкусной, так что пришлось делать вторую порцию. Потом пошли разговоры и шутливые споры по поводу группы и пиар-менеджера. Фил препирался с Максом, он до сих пор не верил в дисциплинированность друга и был не в восторге от его идей.

— Подпишем бумагу и сразу поедем в тур, — не унимался Макс. — Ты только вникни, бро: Питер, Самара, Тверь, Ёбург, а там и «Нашествие» в июле. Прикинь, на одной сцене с КИШом, Чичериной, «Агатой Кристи».

Лина с интересом слушала ребят, и сама загорелась идеями Макса. «Неплохо было бы побывать на таком грандиозном мероприятии под открытым небом, где солнце, простор, свобода и много-много красивой музыки!» — замечталась она.

Только потом, когда иссякли темы и споры, решилась задать вопрос.

— Филипп, признайся, кто из вас принёс мне те розы? — Она с улыбкой переводила взгляд с Фила на Макса, хотя прекрасно знала, что это был Фил.

— Как ты вообще могла усомниться? — С досадой выдохнул он, хрустнув костяшками пальцев.

— Да ладно, я знаю, что это был ты. Те розы… они чудесны! Не помню, чтобы у кого-то во дворах цвели такие. И где ты нашёл их?

— У ботаника на краю посёлка. — Хмурясь, Фил поглядывал на неё исподлобья. — Там, где раньше росли кустарники Буддлея. Правда, не обошлось без приключений. Спасибо, Лёха помог. Вот с ним бы я точно в разведку пошёл.

— Лёха? Значит, всё же Лёха знал и ничего мне не сказал? Вот партизан! Ну-ка, немедленно рассказывай, — потребовала Лина.

— От тебя ничего не утаишь. — расслабленно улыбнулся Фил. — В общем, всё вышло как в анекдоте. Я весь посёлок обошёл, на рассвете можно зайти на любую дачу и нарвать цветов. Но самые красивые были у ботаника. Только теперь у него во дворе обитает злая собака, — Фил изобразил пальцами кавычки, — большой и грозный ризеншнауцер. Пришлось с Лёхой договариваться. Каких мы только вариантов не прокручивали, думали мясом пса прикормить. Короче, пришли на рассвете и зашли с разных сторон двора. Лёха нарядился в старый отцовский лыжный костюм на случай, если пёс его драть начнёт, и отвлекал ризена, как мог: улюлюкал, мясо кидал, а я через забор полез. Тот метался между нами. Тогда Лёха тоже перемахнул через забор и забрался на дерево. И тут такая фигня приключилась. Ветка обломилась, и Лёха полетел на землю. Ну всё, думаю, надо как-то спасать друга. Но пёс вместо того, чтобы наброситься, стал ластиться и громко тявкать. На Лёху запрыгнул и давай лицо лизать, слюной от счастья изошёл, столько визга наделал. Это надо было видеть! — Фил покатился от смеха. Он вообще выглядел каким-то расслабленным и довольным, будто и не было недавних откровений на речке. Лина не сводила с Фила глаз, с улыбкой внимая его словам. — В общем, на шум вышел тот самый ботаник, солидный мужик лет шестидесяти, и говорит: «Что ребятки, пёс понравился? Да забирайте. Сил нет, как намучились с ним. Здоровенный и дурной. Может, у вас получится его перевоспитать». Ну я признался честно, что мне цветы для любимой девушки нужны. Ботаник, как ни странно, навстречу пошёл. Правда, поворчал немного. Лёха там ему какие-то цветы примял и яблоневую ветку обломал, привитую к груше. Сказал: «Ну, если для любимой девушки», — вынес секатор и срезал самые красивые.

— Вот это да! — воскликнула Лина. — Но вы так рисковали! А что с псом?

— Лёха думает, может, и заберёт.

— А ты не хочешь его перевоспитать?

— Да меня самого перевоспитывать надо…

Посиделки затянулись до трёх ночи. Со стола убирали все вместе, но посуду решили помыть утром.

Макс первый ушёл наверх. Когда Лина и Фил поднялись на второй этаж, он встретил их в коридоре с гитарой наперевес и торжественно заиграл свадебный марш Мендельсона. Лина в который раз вспыхнула от смущения, кусая губы и с улыбкой прячась за спиной у Фила.

— Да ты достал уже, придурок, — смеясь, накинулся на друга Фил, и Макс, заржав, ретировался в сторону детской. Однако снова вернулся уже без гитары и, не дав им опомниться, полез обниматься.

— Ну, ребята, — напутственно сказал он, — теперь я за вас спокоен. Могу отчалить. К бабушке в Ростов на недельку смотаюсь, но я вернусь. Устроим сабантуй. Такое дело надо отметить.

* * *

После отъезда Макса у Лины и Фила выдалась целая неделя беззаботного сумасшедшего счастья.

Всё вокруг для Лины было особенным, даже воздух казался пропитанным волшебством и тревожным спокойствием. Жизнь словно наполнилась новыми смыслами и красками. Ни о чём не хотелось думать, просто быть рядом, просто держаться за руки и плыть по течению.

Погода стояла солнечная, в распахнутые окна струилась приятная прохлада с ароматами хвои и садовых цветов. Повсюду витала музыка, едва уловимая, но осязаемая, совсем как прозрачная дымка миража. Она ощущалась в каждой пылинке, искрящейся в лучах ласкового утреннего солнца, в каждом уголке дома. Время утекало незаметно, рисуя историю их любви лёгкими яркими мазками.

Лина поневоле втянулась в тот неправильный распорядок, странный режим, в котором привычно пребывал Филипп. Вечерами они болтали у камина и самозабвенно целовались, ночью гуляли по посёлку, встречали на речке холодный рассвет, а потом возвращались домой и с упоением предавались любви.

Лина растворялась в потоке нежной страсти, в волнующем шёпоте, срывающимся с губ Филиппа, вздрагивала от жаркого дыхания и пылких ласк. Обессиленные и счастливые они засыпали в объятиях друг друга, когда уже утреннее солнце во всю заливалось в окна дома. Просыпались в полдень под пение птиц и весёлый стрекот кузнечиков за окном, и ещё часа два валялись в постели, не в силах оторваться друг от друга. Казалось, что счастье било через край и его можно было запросто вдохнуть полной грудью и даже подержать в ладонях.

«Неужели это не сон? — задавалась вопросом Лина,