Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

«22 января 1816 года.

Моя сестра невыносима. Наши отношения никогда нельзя было назвать хорошими, и одним из преимуществ брака я считала то, что мне больше не нужно жить с ней под одной крышей, а вместо этого она тут как тут. И ведет себя так, будто это она здесь хозяйка».

«2 февраля 1816 года.

Джемайма велела перенести мои вещи в крыло поместья дальше от комнат М. Я сказала, что господские комнаты принадлежат мне, но М. согласился с ней. Как будто он предпочитает Дж. мне».

И следующее письмо уже то, которое показал мне Рид.

«13 февраля 1816 года.

М(аксим) и Дж(емайма) вместе. Не знаю, как долго они встречаются, но подозреваю, что еще до нашей свадьбы. М. никогда ко мне ночью не приходит, так что я решила сама прийти к нему и застала их вместе в постели. Они не видели, что я заглядывала, и не знают, что я знаю, но я знаю. Теперь я поняла, почему он хотел, чтобы Дж. приехала погостить: это не ради меня».

«27 февраля 1816 года.

Теперь я даже не могу выйти из комнаты, за мной постоянно следят. Моя дорогая Пенни – единственная, кого я вижу. Им пока не хватило смелости забрать у меня еще и ее, потому что она не может говорить. Но я тайно учу ее языку жестов».

«7 марта 1816 года.

Я нашла секретный проход во встроенном в стену шкафу в одной из моих комнат. Никакой особой пользы от него нет, но, по крайней мере, я могу пойти на кухню и немного отвлечься. Мне хватает небольших развлечений: почистить фасоль или картофель. По воскресеньям всегда приходит молодой офицер Бенджамин Харлоу, кухарка – его тетя. Новое лицо, которое приятно видеть, и он приносит мне новости из внешнего мира».

– О, она пишет о Бенджамине, – говорю я. – Но Эмили не проявляет к нему особого интереса.

«21 марта 1816 года.

Через секретный ход можно подойти к стене кабинета М. Вчера к нему приходил Портер, судовладелец, и они говорили о каких-то проектах, которые очень дорого стоят. Я не понимаю, как М. может быть связан с кораблестроением».

«28 марта 1816 года.

Теперь П. приходит к М. каждую неделю. Я вижу из окна, как он подъезжает в экипаже, и прокрадываюсь в тайный проход, чтобы послушать их разговор. М. говорит, что может получить деньги от продажи моего поместья. П. замечает, что, если бы М. был вдовцом, продать его было бы гораздо проще. Мне страшно».

– Вот и мотив! – восклицаю я. – Максим мог убить Эмили, чтобы продать ее владения.

Однако Рид качает головой: мои слова его не убедили:

– Когда женщина умирает, не оставив наследников, приданое возвращается в ее семью, а не остается у мужа.

– То есть если Максиму нужны были деньги, то Эмили ему была важнее живой, а не мертвой, – размышляю вслух я.

– Главный вопрос – зачем Максиму так нужны были деньги? – продолжает Рид. – Я следил за ним, и он не играет в азартные игры, не делает ставок, у него нет открытых счетов в публичных домах Практически святой.

– Да, почему?

– Эмили даст ответ позже.

«3 апреля 1816 года.

М. сообщил П., что намерен украсть документы из Адмиралтейства, чтобы сделать копии. Не знаю, о чем речь, но кража документов из военного ведомства – это предательство. И зачем им нужны копии?»

«10 апреля 1816 года.

Я их слышала! М. вместе с П. хотят освободить из ссылки француза в обмен на обещание сделать его наместником Англии, как только он ее завоюет».

– Так это же тот заговор, который ты расследуешь! – восклицаю я. – Максим с Портером его разработали и профинансировали!

– Да, – подтверждает он. – И я бы никогда об этом не узнал, если бы ты не попросила меня о помощи в расследовании смерти Эмили.

– Ты бы сам обо всем узнал, Рид, – заверяю его я.

– Возможно, но не так быстро.

«17 апреля 1816 года.

Сегодня М. поехал в Лондон с Дж. Я воспользовалась его отсутствием и просмотрела его вещи. Муж убежден, что я не выхожу из комнат, и больше ничего не запирает. Я нашла кожаный футляр с чертежами и печатью Адмиралтейства. Я должна его остановить».

«24 апреля 1816 года.

Через две недели мы вернемся в Лондон, чтобы подготовиться к началу сезона. Я позабочусь о том, чтобы чертежи Адмиралтейства попали в „Кроникл“, для которой ты пишешь, так они смогут разоблачить заговор. Возможно, Бен сможет мне помочь».

«30 апреля 1816 года.

Пенни сообщила мне, что прачки в этом месяце не стирали тканевые повязки Дж. Сомневаюсь, что она стирает их сама, с ее-то брезгливостью. Мы считаем, что она ждет ребенка».

Я ошарашенно смотрю на Рида:

– Джемайма ждет ребенка от Максима Дювиля?!

– Возможно. Я уже ничему не удивляюсь. Читай дальше.

«2 мая 1816 года.

М. воспользовался тем, что мне пришлось собрать вещи для переезда в город, и забрал мои драгоценности – под предлогом, что их перевезут в сейфе. Думаю, я больше никогда их не увижу».

«3 мая 1816 года.

М. вне себя от того, что не может найти чертежи. Я отдала их Бену, чтобы он отвез их в Лондон. М. меня не подозревает, но уволил половину слуг в Дювиль-Даунс».

«5 мая 1816 года.

М. застал меня на кухне за разговором с Б. К счастью, я уже отдала ему чертежи. Теперь он запер меня в комнате его дома на Ганновер-сквер. Сказал слугам, что я больна, и за мной присматривает только Пенни. Никто из слуг в лондонском доме ее не знает, он представил ее как девушку, угодившую в беду, которой он дал работу из жалости».

«7 мая 1816 года.

Сегодня М. угрозами заставил меня подписать договор купли-продажи поместья моей бедной матери в Сомерсете. Его купил богатый, но неотесанный ирландец, владелец рудников. Он купил его за девятьсот тысяч фунтов. Я не должна была его подписывать, но жизнь мне дороже».

«9 мая 1816 года.

Мне страшно. Я боюсь, что со мной что-то случится, мне надо бежать».

– Это ее последнее письмо? – спрашиваю я Рида.

– Я расшифровал все, что ты мне дала. Если других у тебя нет, то