Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

Я опрокидываю его на спину и ложусь сверху.

– Я знаю, что опыта у меня нет и мне еще предстоит получить навыки «ручной работы», но я тоже хочу доставить тебе такое же удовольствие, что и ты мне.

– Ты мне ничего не должна, Ребекка. Нет никакого воображаемого счета, где я записываю, сколько даю я и сколько даешь ты. Так это не работает.

– Но ты мог бы научить меня тому, что тебе нравится, – говорю я, касаясь его эрекции.

– Вчера вечером ты прекрасно угадала, что мне нравится, я бы сказал, что у тебя природный дар. Но раз ты так заботливо спрашиваешь, то могу сказать, что мне были бы приятны прикосновения твоих изящных маленьких ручек.

– Рид, это не у меня маленькие ручки.

По его самодовольной улыбке я вижу, что он понял, о чем я.

– Повторяй мои движения, – шепчет он, кладя ладонь на тыльную сторону моей правой руки и задавая ритм. – Просто вверх и вниз, не сжимая, уверенно, но размеренно. А если хочешь действительно свести меня с ума, подразни головку большим пальцем.

– Вот так? – спрашиваю я, рисуя подушечкой пальца небольшие круги.

Он с силой вдыхает и выдыхает, прикусив губу и закрыв глаза.

– Так.

Я продолжаю, даже когда его рука больше не подсказывает мне, что делать, изучая меняющееся выражение его лица, довольная результатом.

Пользуясь тем, что у него полуприкрыты веки, я могу застать его врасплох: слегка отодвигаюсь, достаточно, чтобы получилось наклониться и коснуться его губами.

От неожиданного ощущения жара он тут же открывает глаза.

– Господи, – шепчет он сквозь сжатые зубы, видя меня между его ног, в той же позе, что недавно был он сам.

Языком я ласкаю его от основания до верха, снова обхватываю губами, и он отвечает толчком бедер, что я воспринимаю как одобрение.

Мне нравится чувствовать губами, как он пульсирует, до такой степени, что я сама снова возбуждаюсь.

– Возможно, тебе лучше остановиться, – хрипло просит меня он.

– Почему? Тебе не нравится?

– Слишком нравится, – вздыхает он. – Мне настолько нравится, что если ты не остановишься, то завтра тебе придется объяснять горничной, откуда на твоем белье эти пятна.

– Тогда лучше их не пачкать. – И с этими словами я продолжаю то, что уже стало моей любимой игрой.

– Ты уверена? – нерешительно спрашивает Рид. Вместо ответа я только поднимаю на него взгляд и снова обхватываю его губами.

Ласки языка и пальцев подводят Рида к краю удовольствия.

– Ребекка, – шепчет он, задыхаясь, ладонью поднимая мой подбородок, чтобы я посмотрела на него.

– Посмотри на меня. Ты прекрасна. – Он взрывается удовольствием, и капли стекают в ложбинку на моей груди.

Он улыбается мне, в его взгляде смешивается восхищение и лукавство, потом он поднимается, берет с моего туалетного столика кувшин, наливает воду в таз и опускает туда кончик полотенца.

– Не то чтобы мне не нравилось то, как ты сейчас выглядишь, – замечает он, нежно касаясь моей кожи. – Но позволь продемонстрировать тебе мою благодарность и позаботиться о тебе как положено.

– А я позаботилась о тебе как положено?

– Твое прилежание достойно восхищения, – отвечает он, снова ложась рядом и притягивая меня к себе в объятия. – Но тебе совершенно нечему учиться.

Воскресенье, 9 июня, 1816 год

49

Будит меня легкий стук в дверь.

Я по-прежнему лежу рядом с Ридом, положив голову ему на грудь, нежась, несмотря на онемевшие после почти бессонной ночи мышцы.

– Леди Ребекка, – осторожно зовет меня Люси из-за закрытой двери. – Все скоро встанут.

Обычно она меня так не предупреждает – должно быть, догадалась, что я не одна.

– Рид, – тихо зову его я, бережно отводя прядь каштановых волос, упавшую ему на лицо. – Мне надо вставать. Пришла Люси.

– М-м-м, – бормочет он, с трудом приоткрывая глаза.

– Мне очень жаль.

Он поднимается, потягивается и целует меня в кончик носа.

– Жду тебя сегодня у себя?

– Уже не терпится.

Я смотрю, как он одевается, восхищаясь красотой его тела, и даже немного себе завидую: неужели такой мужчина достался именно мне?

То есть, если говорить откровенно, я это заслуживаю – после всех тех ненормальных, которые сваливались на мою голову в том адском приложении знакомств.

Рид берет мое лицо в ладони и целует последний раз, так, что мне хочется отправить Люси обратно, сказаться больной и утащить его обратно в постель.

– Хотя и не хочу, ухожу, – выдыхает он мне в губы.

Выжидаю, пока он переберется через подоконник, и открываю Люси дверь.

Она робко заглядывает в комнату, затем входит и ставит на прикроватную тумбочку поднос с завтраком.

– Лучше открыть окна, – предлагает она.

– Спасибо, что никому не рассказала.

Она подбирает с пола мои разорванные вещи, пробормотав себе под нос «Животное», а потом подходит ко мне:

– Вы уверены, что вам не нужно средство для…

Я киваю:

– Если мне что-то понадобится, я тебя обязательно попрошу.

Люси идет со мной в «Хэтчердс», и там я ее отпускаю, договорившись встретиться снова через полчаса.

Гвенда меня уже ждет и, едва услышав, как я стучу в дверь, идет мне открывать.

– Ребекка, у меня хорошие новости, – объявляет она, приглашая меня к прилавку, на котором уже стоит чайник и две чашки. – Могу я предложить тебе чаю? Сдобные булочки? Или, может, булочки с корицей?

– Нет, спасибо, я только что позавтракала. – Оказывается, что прием пищи – одно из самых главных занятий в Лондоне 1816 года. Во всяком случае, среди моего круга.

– Перейдем к сути: вопреки всем прогнозам мне уже удалось высчитать, когда откроется пространственно-временной портал, – радостно сообщает она.

– Ты справилась быстрее, чем планировала, Гвенда.

– Ты сможешь вернуться в будущее двадцатого июня. Портал должен открыться в пять с половиной утра и закроется ровно в шесть.

– Так скоро? – оторопело смотрю на нее я.

Гвенда, мешая ложечкой чай в чашке, поднимает на меня озадаченный взгляд:

– В каком смысле «так скоро»? Мне казалось, что тебе не терпится исчезнуть из тысяча восемьсот шестнадцатого года.

– Да-да, все так, – подтверждаю я. Во всяком случае, так было.

Она поправляет очки на носу и морщит лоб:

– Ты как будто не уверена.

– Я занимаюсь одним делом и не знаю, успею ли решить его к этому дню.

Гвенда замирает, вместе с ней и ложечка над чашкой.

– Каким делом?

– Эмили Фрэзер убили, мужчина, которого обвинили в ее смерти, невиновен, и,