Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

Мы с Люси доходим до дома ближе к обеду; дядя и тетя приглашены к леди Сефтон, поэтому когда я вхожу, то с удивлением слышу грохот и душераздирающие крики из кабинета Арчи.

Слуг нигде не видно, наверное, тактично разошлись по своим делам.

Дохожу до кабинета кузена и сквозь приоткрытую дверь вижу нечто ужасающее.

50

Арчи в слепой ярости разносит комнату, он в слезах, лицо искривлено в гримасе такой боли, что я его не узнаю.

Он, обычно такой спокойный и жизнерадостный, сейчас в настоящем гневе. Им будто овладел злой дух.

Все, что подворачивается ему под руку, сразу же летит в стену: книги, вазы, скамеечки для ног, бутылки…

Арчи хватает бутылку с бренди и швыряет ее о каминную полку: во все стороны летят осколки и янтарная жидкость.

Арчи опускается на мокрый пол, и, когда он уже стоит на коленях, прижимая к себе раненую руку, я решаю вмешаться:

– Арчи, остановись! – Я хватаю его за плечи, надеясь, что в очередном приступе гнева он не швырнет об стену и меня.

Не знаю отчего – или от прикосновения, или оттого, что адреналин начинает спадать, – но Арчи обмякает точно воск и опускается мне на руки, разразившись безудержными рыданиями, всхлипывая так сильно, что я не знаю, как он успевает дышать.

– Арчи, поговори со мной, расскажи, что произошло, – умоляю его я. – Прошу тебя, не пугай меня. Я здесь, с тобой.

Отчаяние его так велико, что он складывается пополам, не в силах мне ответить.

Я глажу его по волосам, еще встрепанным со сна, пытаясь успокоить, но лучше ему не становится. Платье на плече уже промокло от слез.

– Арчи, все хорошо, я здесь.

– Нет, ничего не хорошо, – отвечает он охрипшим от криков голосом. Лезет в карман халата и протягивает мне помятую записку.

«Дорогой маркиз, Арчибальд.

Данным письмом хочу сообщить вам, что здоровье моего мужа прошлой ночью значительно ухудшилось. Спустя долгий день мучительной агонии Господь явил ему свое милосердие, и Беннет скончался с первыми лучами солнца.

Надеемся, что вечный покой подарит мир его душе, и ждем вас на прощальную церемонию, которая состоится утром в среду. Полагаю, вы захотите проститься с ним, как один из его самых близких друзей.

Мэри Энн Андрюс».

– Беннет умер?! – пораженно восклицаю я.

– Беннет. Они забрали моего лучшего друга Беннета! – плачет Арчи, прижимаясь к моему плечу.

Мне больше не нужно ничего спрашивать, и ему не надо ничего добавлять.

– Что с ним было? Он болел?

– Он был здоров! – шипит Арчи. – Это тот палач, доктор Уинслоу, его убил!

– Как? Кровопусканием? Беннет всегда выглядел не очень – под глазами круги, кожа серая, кашлял…

– Это все из-за тех средств от мужского бессилия, которые Уинслоу ему прописывал. – Арчи красноречиво смотрит на меня. – Беннет не был импотентом. И лекарства ему были не нужны. Он просто не любил ее, потому что был несчастлив. И никакие лекарства не смогли бы принудить его к этому.

– Мэри Энн знала?..

Арчи кивает:

– Она это приняла. С неохотой, но приняла.

– А вы давно знаете друг друга…

– С Итона, мы там познакомились. Он был единственным сыном графа Сандмора, у него были обязанности, и его родители уже договорились о помолвке с семьей Мэри Энн, чтобы объединить их земли и так усилить титул. Он не мог оставаться холостяком. А я был свободен от обязательств титула. Во всяком случае, три года назад.

– До смерти моего отца, – добавляю я.

– Твои родители были молоды, у них еще мог родиться сын, или, по крайней мере, они могли прожить долгую жизнь, и бремя титула маркиза не свалилось бы на меня так скоро. И родители Беннета, и родители Мэри Энн, и она сама давили на него, требуя наследника. Они бы так не усердствовали, титул бы прекратил свое существование, но Мэри Энн считала, что у него проблема. Он не мог выполнить супружеский долг с ней, так что Уинслоу подверг его одной из своих идиотских терапий: поил тониками с железной пылью каждый день, чтобы восстановить силу, и давал слабительное, чтобы избавить от дурного настроения.

– Железную пыль?! – в ужасе восклицаю я. – Металлы – это яд!

Я-то это знаю, но в 1816 году об этом не в курсе.

– В последние недели он даже стакан воды выпить не мог. Его постоянно мучили боли в животе, настолько сильные, что он сгибался пополам, а с вечера четверга его начало рвать кровью. У него всегда болела голова, он тяжело дышал, а я не знал, как ему помочь. – Арчи снова начинает в отчаянии всхлипывать. – Я не смог ему помочь…

Возможно, железная пыль разъела стенки желудка и нанесла неизвестно какой урон печени, сердцу и нервной системе.

– Мне так жаль, – говорю я, прекрасно зная, что мое сожаление не вернет Беннета к жизни.

– Я тысячу раз говорил ему перестать это пить, но его семья и эта змея Мэри Энн и слышать ничего не хотели. Ради получения драгоценного наследника они заставляли его страдать.

– И когда вы поехали смотреть на поезда, вы так выиграли несколько дней?

– У нас было мало возможностей видеться, так что только так получалось поговорить без назойливых взглядов.

– И поэтому ты в тот вечер после театра так разозлился на меня?

– Теперь, когда титул маркиза Леннокса перешел ко мне, боюсь, что меня ждет такая же судьба. У меня есть обязательства, от меня многого ждут, и… – Арчи снова разражается слезами. – Не знаю, сумею ли я. Мне больше не хочется жить.

Теперь мне уже и самой хочется плакать.

– Арчи, не говори так, ты меня пугаешь!

– И мне тоже придется жениться из чувства долга. На женщине, которую я не люблю. И меня тоже подвергнут этим пыткам, лечению, которое меня убьет. И тогда твоему сыну предстоит унаследовать титул, Ребекка. У нас нет выхода.

Судьба, которую рисует нам Арчи, чудовищна и неизбежна, потому что в 1816 году мы звенья цепи, которую невозможно разорвать.

Если я брошу Арчи, то обреку его на верную смерть.

Я пишу записку Риду и передаю через Люси.

Сегодня я останусь с Арчи.

Он закрылся в своей комнате, сказался больным – что в целом правда – и, кроме меня, никого к себе не пускает.

– Могу я спросить тебя