Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

судя по всему, муж, Максим Дювиль, у которого к тому же тайная связь с ее сводной сестрой, вовлечен в заговор с целью освобождения Наполеона. Мы подозреваем, что это он убил ее, и хотим добиться для Эмили справедливости и сорвать план заговорщиков.

– Погоди, погоди, – перебивает меня она. – «Подозреваем», «хотим»… кто еще кроме тебя занимается расследованием?

– Сэр Ридлан Нокс. Корсар его величества, который в данный момент возглавляет службу морской разведки по поручению регента. Все это совершенно секретно, но я тебе доверяю, поэтому и рассказываю.

– М-м-м, – задумчиво протягивает Гвенда. – И как же этот Ридлан Нокс вовлек тебя в это расследование?

– По правде говоря, это я его вовлекла. Началось все с обычного обмена услугами, но чем дальше заходили наши поиски, тем отчетливее мы отдавали себе отчет, что у нас общая цель. И сейчас очень важно раскрыть дело, мы почти у цели, не хватает одного кусочка… – воодушевленно объясняю я в ответ на ее скептический взгляд.

– Ты подвергаешь себя опасности? – вдруг спрашивает она.

– Ну, не так чтобы опасности, – увиливаю я.

– Риск для жизни есть или нет?

– Нет! – Но поспешность, с которой я отвечаю, меня и выдает. – Может, есть, но с каплей удачи и выбором подходящего момента все обошлось. И Рид для меня как живое орудие защиты.

– Я тебе говорила не дать себя убить, – возведя глаза к потолку, сердито напоминает она.

– Так я же жива.

– Почему ты не могла ограничиться балами, чаепитиями, просто гулять и обмахиваться веером? Что случилось с той стеснительной и покладистой Ребеккой, которую я знала?

– Но ты сама мне сказала, что я должна стать храбрее и перестать прятаться от мира! – возражаю я.

– Между двумя крайностями есть вообще-то золотая середина, дорогая моя.

– Послушай, Гвенда, я бы, может, и поиграла в красивую статуэтку, но так меня бы замучила совесть.

– Понимаю. – Она качает головой и вздыхает: – Уж конечно, ты и представить не могла, что вмешиваешься в нечто столь грандиозное. Но теперь пошел отсчет на дни.

– А если подождать следующего портала? – выпаливаю я. – Чтобы было больше времени.

– Следующего портала?! – Гвенда, похоже, не согласна. – Слушай, это же не автобус, на который можно опоздать и сесть на следующий. Как я тебе уже объясняла, я не могу точно сказать, когда откроется проход.

– Ладно, но вдруг, может, еще через два или три месяца…

– Портал открывается не по какой-то схеме, у него нет цикличности. Он может вообще не открыться в третий раз, и если ты не вернешься в будущее при первой возможности, то рискуешь остаться здесь навсегда.

– А как же ты тогда узнала, когда мы только прибыли сюда, что мы сможем вернуться?

Гвенда не отвечает.

– Как ты узнала? – настаиваю я.

– Я не знала, – признается она.

В этот раз с крайним изумлением смотрю на нее я.

– Ты притащила меня сюда, зная, что мы можем и не вернуться обратно?!

– Я хотела попробовать, – объясняет она. – Но сейчас это уже не актуально, потому что я высчитала время открытия портала и мы знаем, что он откроется.

– Получается, двадцатого июня или никогда?

– Все так, – подтверждает она.

– Я поняла, – уныло отвечаю я, ничуть не убежденная.

– Мой совет – воспользуйся каждым днем, который у тебя остался, а потом, если что-то не успеешь, пусть об этом позаботится твой друг Ридлан. Я так понимаю, он же не какой-то сопляк?

– На кону безопасность Короны! Что, если я все брошу ради будущего, а потом окажется, что нет никакого будущего?

– Ты имеешь в виду, если план побега для Наполеона сработает и Англия проиграет новую войну с Францией?

– Что-то вроде того.

– И твое присутствие здесь так необходимо? Настолько, что ты можешь рискнуть своим шансом вернуться в будущее?

– А что, если, допустим, я решу остаться здесь навсегда? – вырывается у меня. На самом деле я хотела задать этот вопрос, как только зашла в магазин.

– И ради чего же? – спрашивает она.

– Ради… ради любви, – нахожу в себе смелость признаться я.

– О чем я тебя просила? Не влюбляться! – ворчит она.

– Я знаю. И я очень старалась, но не учла, что встречу такого мужчину, как Ридлан.

– Ты в самом деле хочешь остаться в обществе, которое не признает твои права? Обществе, где с тобой обращаются как с собственностью, которую можно кому-то передать? Во времени, где у тебя нет свободы воли? Где ты рискуешь умереть при родах?

Всего двадцать секунд – и вот я уже чувствую себя глупой.

– Я уже обо всем этом думала и приняла это во внимание.

Она поджимает губы, явно не соглашаясь, но будто хочет остановить дальнейший спор.

– Я знаю, что ты против.

– Это твое решение, дату и время ты знаешь. Все, что я могу сказать, так это подумай хорошенько обо всем, стоит ли любовь такой жертвы…

– Если бы ты знала Рида, то не сомневалась бы.

– Тебя уже ждет горничная снаружи, – суровым тоном подводит итог Гвенда. – В день открытия портала я буду здесь, если решишь вернуться в будущее. В обратном случае мы попрощаемся, и я пожелаю тебе всего наилучшего в твоей новой жизни в прошлом.

– А, Гвенда… – Я снова поворачиваюсь к ней. – У тебя есть книги, которые объясняют язык жестов?

– Нет. А что? Тебе зачем?

– Так, просто из любопытства.

Ненавижу это чувство, я разочаровала подругу, но не могла ей соврать.

Мысль о том, что я могу остаться в девятнадцатом веке на неопределенный срок сначала меня не беспокоила, а теперь это реальность, к которой я привыкла и частью которой стала.

Я уже не смотрю на эпоху Регентства сквозь розовые очки, как тогда, когда читала о ней только в романах, более того, теперь я знаю ее самые грубые и отвратительные черты. Но здесь Рид, а в будущем у меня нет ничего, что я могла бы назвать столь же ценным.

Зачем мне возвращаться спать в свою каморку, где меня никто не ждет, где нет ни одного настоящего друга и где высок риск того, что резюме, которое я отправлю, останется без ответа и мне придется довольствоваться работой, не связанной с моими исследованиями, только чтобы платить за аренду? В 1816 году я живу в лучшем районе Лондона, у меня есть семья – не идеальная, но существуют ли вообще идеальные семьи? – и есть мужчина, о котором я всегда мечтала.

Уже какое-то время я вынашиваю идею остаться в 1816 году. Эта мысль жила внутри, в глубине моего сознания, еще