Поймать солнце - Дженнифер Хартманн

Звуковой сигнал возвращается, и я не могу от него отгородиться.

Бип, бип, бип.

— Давай, Солнышко, — призывает Макс шепотом. Эхом.

Бип, бип, бип.

Я делаю глубокий вдох.

И поднимаю ручку.

Дорогой Джона,

Сегодня я влюбилась в мальчика, который…

* * *

Мои глаза распахиваются.

Кислород наполняет легкие с резким вдохом, когда мое тело напрягается и выгибается дугой, отталкиваясь от упругой поверхности. Звуковой сигнал набирает скорость, и мой взгляд обегает незнакомое пространство. Яркие флуоресцентные лампы мелькают перед глазами. За гудками я слышу неразборчивые голоса, шквал слов, которые я не могу разобрать. Я с трудом их понимаю.

Очнулась.

Проснулась.

Она проснулась.

Меня охватывает паника. Пальцами вцепляюсь в накрахмаленную ткань, и в руке чувствуется острая боль. Игла? В горле пересохло, губы сухие и потрескавшиеся. Попытка заговорить приводит к хриплому шепоту, мои голосовые связки протестуют после того, что кажется вечностью молчания. Меня охватывает еще большая паника. Я напугана, потеряна, одинока.

Я не одна.

Надо мной мелькают лица, которые я не сразу узнаю.

Где я?

Мне хочется плакать, но я не могу вспомнить, как.

Тень приближается, кто-то возится с чем-то, прикрепленным ко мне и это обжигает тыльную сторону моей ладони. Движения стремительны. Сбивающая с толку мешанина движений.

Мне страшно.

Очень страшно.

Я моргаю, чтобы прогнать туман с глаз. Продолжаю моргать, миллион раз, пока одно из лиц не превращается в нечто знакомое. Темные волосы падают на голубые глаза и точеные скулы. Мужчина. Парень, которого я знаю. Его глаза дикие и полны беспокойства. Его губы шевелятся, но я не слышу слов.

Я замираю.

Вспышки воспоминаний проносятся в моей голове.

Это лицо, нависшее надо мной.

Те же темные волосы, свисающие на глаза, сверкающие злобой.

Руки хватают меня, прижимая к земле.

Камни впиваются в спину, и кровь теплой медью заполняет рот.

Крик.

Я кричала тогда и кричу сейчас. Мое тело бьется, сопротивляясь. Кто-то снова удерживает меня. Может быть, двое. Так много рук, так много голосов.

Но я остро ощущаю что-то еще. Что-то лежит в моей руке. Что-то гладкое и маленькое, оно крепко зажато в моей потной ладони. Я сжимаю и разжимаю руку, чувствуя, как меня охватывает спокойствие. Покой. Умиротворение.

Я снова уношусь на поляну.

Солнце светит мне в лицо, Макс сидит напротив меня и улыбается, прислонившись к дереву.

Я смотрю вниз на свои разжатые пальцы.

И вижу маленький белый камешек, лежащий у меня на ладони.

ГЛАВА 29

ЭЛЛА

Когда снова просыпаюсь, шум уже не такой громкий. Не такой сильный. Мой разум заторможен, веки тяжелые, пока я позволяю окружающему принять физическую форму. Ощущение, будто в мои глаза выдавливают лимонные корки, когда я открываю их по одному.

Я снова слышу звуковой сигнал.

Солнечный свет из моих снов превращается в искусственный свет, перед глазами белая простыня. Медленно открываю глаза, смаргиваю плотную пелену, и сверху появляются потолочные панели. Я нахожусь в комнате, лежу на спине. Шевелю пальцами на руках. Пальцами ног. Шум звучит приглушенно, просачиваясь из-за… занавески.

Я смотрю на нее. Она василькового цвета и слегка колышется, когда мимо нее с другой стороны проносятся какие-то фигуры.

Я лежу на больничной койке.

Белое одеяло натянуто до груди, к телу прикреплены капельницы и иглы. Когда растопыриваю пальцы на правой руке, лейкопластырь натягивает кожу. Во рту пересохло, мышцы затекли, а затылок чешется.

Я едва успеваю осознать, что меня окружает, когда из-за занавески выглядывает голова с волосами цвета воронова крыла.

— Мисс Элла, — говорит мягкий голос. — Я Наоми, одна из медсестер.

Я моргаю, глядя на нее, замечая ее волосы, заплетенные в пучок и губы, накрашенные розовым и очки на переносице.

Женщина проходит дальше в комнату, тепло улыбаясь.

— Так приятно видеть, что твои глаза открыты. Как ты себя чувствуешь? Ты меня понимаешь?

Наоми подходит ко мне, поправляя постель, чтобы мне было удобнее.

— Понимаю, — отвечаю я, мой голос хриплый, едва слышный. — Что случилось?

— Ты в больнице. Что ты помнишь?

Я закрываю глаза. Мой разум — чистый холст, а желание вспомнить — кисти и краски. Образы проносятся в моей памяти, когда я поднимаю кисть и наблюдаю, как цвета оживают в аккуратных мазках.

Оранжевый.

Брызги оранжевого мерцают в ночном небе.

Я смотрю вверх на мерцающие вспышки света, когда громкие раскаты эхом проносятся сквозь темноту и смешиваются с далекими возгласами.

— Фейерверк, — бормочу я, глаза по-прежнему закрыты. — Я помню фейерверки.

— Это хорошо, мисс Элла, — отвечает Наоми, подтаскивая стул поближе и усаживаясь рядом с кроватью. — Ты здесь уже давно. Помнишь, что было до того, как ты попала сюда?

Я тянусь к информации из самых глубин своего мозга, но все вокруг как в тумане. Оранжевый фейерверк… а потом темнота.

— После этого ничего, — шепчу я.

— Это нормально. Воспоминания могут возвращаться через несколько часов или дней. Иногда дольше, — объясняет она. — Ты помнишь что-нибудь до фейерверка?

У меня перехватывает дыхание.

Поцелуй.

Я помню, как целовала красивого мальчика. Я прижималась спиной к двери, запустила руки в его волосы. Голубые глаза смотрели голодно и обожающе, когда он отстранился и улыбнулся мне так, будто я его самое настоящее сокровище.

«Целовать тебя — все равно что ловить солнце».

Я медленно выдыхаю.

— Поцелуй, — говорю я ей. — Мне кажется, я была у себя в комнате. Я слышу… рождественскую музыку.

Наоми кивает, оценивая мои жизненные показатели.

— Тебя нашли у подножия крутого обрыва. Ты упала и сильно ударилась, — говорит она. — Ветки деревьев затормозили падение и смягчили удар, поэтому тебе очень повезло. Такое падение могло закончится гораздо хуже.

— Как давно я здесь?

Ее взгляд смягчается сочувствием.

— Четыре недели.

Паника пронзает мою грудь.

Четыре недели.

Четыре. Недели.

Наоми кладет руку мне на плечо и нежно сжимает его.

— Скоро придет врач. Вам нужно многое обсудить. На некоторое время мы запретили посещения, пока следим за твоим состоянием. В первый раз, когда ты очнулась, ты была очень возбуждена, поэтому нам пришлось дать тебе успокоительное.

Четыре недели.

Это все, что я могу слышать.

Все, что я могу воспринять.

Слезы жгут мне глаза, а тело начинает дрожать.

— М-моя мама… она здесь? — спрашиваю я, голос дрожит.

— Да. Она в приемной с твоим парнем. Они были здесь каждый день.

Мой парень.

«Целовать тебя — все равно что ловить солнце».

Я качаю головой и поднимаю обе руки к волосам. Провода спутываются, а звуковые сигналы моего аппарата учащаются. Когда запускаю пальцы в волосы, то замечаю,