Судьба самозванки - Амо Джонс

‒ Я тоже тебя люблю! ‒ кричу я, качая головой и поворачиваясь, чтобы посмотреть на своих братьев.

Они смотрят на меня в ответ с гордыми ухмылками.

‒ Черт возьми, как это было приятно, ‒ первым срывается Ледж.

Я отмахиваюсь от него.

‒ Пошел ты. Итак, где, черт возьми, наша мать?

Стигийцы замолкают, когда я поворачиваюсь к ним.

‒ Так долго этот колизей означал многое, как, я уверен, вы все знаете, ‒ я чувствую братьев за спиной, сзади медленно приближается Лондон. ‒ Я хочу, чтобы вы все вернулись, когда часы пробьют двенадцать, ‒ и тишина затягивается, уголок моего рта приподнимается в усмешке. ‒ Нам предстоит провести гребаную коронацию… ‒ рев и песнопения наполняют воздух, и я поворачиваюсь к Лондон, обнимаю ее и целую в макушку. ‒ Ты заплатишь за это позже.

‒ Да? ‒ поддразнивает она, целуя мою руку, лежащую у нее на плече. ‒ Мы можем поиграть в эту игру, если хочешь.

Я смеюсь, когда Крид открывает портал.

‒ О, я хочу.

Лондон все еще смеется, наши ноги касаются земли на другой стороне, только в этот раз мы в крепости Фейлиф. Моя улыбка исчезает, и я замечаю свою мать, стоящую с противоположной стороны, как будто ожидающую. Возможно, так оно и было, но я знаю, что Крид не бросил бы здесь свою задницу и не позволил бы ей обладать своими способностями. Она может быть королевской крови, но она, на самом деле, не сильнее Лондон. Лондон не только станет новой королевой, она пара члена королевской семьи, что делает ее бесконечно сильнее матери.

‒ Итак, я полагаю, вы хотели бы, чтобы я объяснилась? ‒ она делает вид, что разглядывает ногти, медленно опускаясь на большой валун, стоящий прямо перед водопадом.

‒ Тебе, на самом деле, не обязательно, ‒ говорю я, выдерживая ее пристальный взгляд. ‒ Ответ был здесь с самого начала, но, к сожалению для нас, потребовалось некоторое время, чтобы его уловить.

Рука Лондон касается моей, останавливая, и мамины глаза вспыхивают от этой связи. Волнение проступает на ее коже, и я впервые замечаю, как сильно она постарела. Словно судьба начала истощать все, что у нее есть, во второй раз, когда Лондон вознеслась.

‒ Она может сделать хуже…

‒ Она уже сделала это, ‒ я наклоняю голову, и все вокруг замолкают. ‒ Ты собираешься рассказать им, или это сделать мне?

Ледженд смещается первым, слегка двигаясь передо мной. Я не пропускаю и небольшую тень, находящуюся с другой стороны от него. Похоже, маленькая подруга Лондон тоже ошивается поблизости из-за драмы, а не только из-за крови.

‒ О чем он говорит? ‒ спрашивает ее младший сын.

Наша мама расправляет плечи и приподнимает идеально выщипанную бровь. Энергия вокруг нее меняется, и внезапно цвета в крепости становятся анемичными оттенками сепии.

‒ Я ненавидела его, ‒ просто говорит она.

В моей груди нарастает рычание, гнев сжимает горло.

Она продолжает:

‒ И он заслужил смерть.

Синнер движется так быстро, что я не успеваю заметить его, когда его рука обхватывает ее горло и он поднимает хрупкое тело над землей.

‒ Она была парой не короля, а отца Лондон, Слэшером. Ее потребность править и быть королевой была больше, чем ее потребность быть со своей парой.

Я опускаюсь на один из камней, сажаю Лондон к себе на колени и обнимаю за талию. Если я скажу что-то не то, или, черт возьми, мама скажет что-то не то, я не верю, что моя девочка не убьет ее до того, как мы получим то, что хотим.

Что и есть правосудие. Месть. Ответы.

Синнер бросает ее на землю, плюя в лицо.

‒ Ты забрала у нас все!

‒ О, пожалуйста! ‒ она вытирает слюну со щеки, свирепо оглядывая нас. ‒ Я отдала вам это чертово королевство!

Ледженд прикусывает губу, чтобы не сорваться, и мы все этого ждем. Ледженд может быть мягок с Лондон, но он смертельно опасен, когда на него давят. То, как он ведет себя с ней ‒ редкое явление, которого никто из нас никогда раньше не видел.

‒ Нам не нравится, когда нам дают вещи, которые мы могли бы с радостью взять.

Гнев Ледженда волнами накатывает на меня, и я медленно поднимаю Лондон с колен, зная, что он вот-вот прыгнет. Он бросается вперед, но на этот раз я ловлю его за запястье.

‒ Оставь ее, ‒ рычу я ему на ухо. ‒ Прибереги это для коронации.

Лицо матери меняется, обретая паническое выражение, с широко раскрытыми глазами. Ее волосы теперь выглядят гнездом на макушке, рассыпаются по плечам, и она медленно, заикаясь, поднимается на ноги. Отступает назад, оставляя бревно, на котором сидела, между нами.

‒ Нет! Просто убейте меня сейчас.

‒ О, что случилось, мама… ‒ Синнер начинает кружить возле нее, жаждая ее боли. ‒ Не хочешь публичной казни?

Если и было что-то, что она любила больше, чем свое место рядом с королем, так это собственную гордость.

Теперь мы собирались воспользоваться и этим.

На этот раз все по-другому. Освещение колизея приглушенное, основное внимание уделяется сцене, на которой мы стоим. Лондон рядом со мной, ее рука в моей, а Ледженд и Крид находятся по другую сторону от Синнера. Пять массивных тронов расположены горизонтально поперек платформы, каждый из нас стоит перед одним из них. Мой и моих братьев обтянуты черным атласом, у каждого выгравированы разные узоры, но Лондон ‒ вот, кто выделяется. Такой же отполированный черный, как у меня и моих братьев, но ножки покрыты льдом. Холодные голубые ледяные шипы вьющимися лозами взбираются по трону, обвивая края.

Я поднимаю руку, и толпа успокаивается. Взяв Лондон за руку, смотрю на трибуны, на наших людей.

‒ Вы все собрались здесь сегодня, чтобы посмотреть на коронацию ваших будущих короля и королевы, но сначала мой подарок всем вам…

Я взмахиваю рукой, и еще один прожектор падает на маму. Ее кожа перепачкана, волосы прилипли к лицу, а порезы на запястьях кровоточат. Я смотрю, как капели падают на пыльную землю, жалея, что не могу сделать еще что-то большее, чтобы причинить ей боль.

Люди в шоке ахают, прежде чем я открываю рот.

‒ Королева Козима хочет кое-что объявить народу Рата.

Воцаряется тишина. Секунды превращаются в минуты, пока я не начинаю думать, что она не скажет ни слова.