Полный творческий контроль - Джоанна Чамберс

драки, но на одном бедре виднеется прореха, полученная от злобного деревянного

кола Меррика.

Сквозь прореху Фаолан видит вспышку кожи цвета слоновой кости. Он поспешно

отворачивается.

«Я обожаю пиццу», - говорит Скай. Он уже доедает четвертый кусок. «Но за

хорошей пиццей нужно ехать в Неаполь. Точнее, в Неаполь образца 1898 года.

Великолепно».

Фаолан хмыкает, потянувшись за очередным ломтиком. «Учитывая, что у меня

нет машины времени, мне придется довольствоваться «Домино». И не мог бы ты

помедленнее? Я умираю от голода, и это действительно еда для меня, а не..." Как

Скай назвал это? «...гастрономическая индульгенция?»

Скай бросил на него улыбающийся взгляд. «Верно. Но от слишком большого

количества пиццы ты растолстеешь, друг мой, в то время как я...» Он откусывает

огромный кусок. «Никогда не изменюсь».

«Конечно», - мрачно говорит Фаолан. «Пока кто-нибудь не воткнет тебе кол

между ребер». Он снова смотрит на разрез на джинсах Ская; это было слишком

близко. И хотя Эми уже прочитала лекцию, Фаолан не может удержаться, чтобы

не сказать: «Тебе не следовало идти туда одному сегодня вечером. Эми права. Это

было опрометчиво».

Скай не отвечает, пока не закончит жевать - безупречные манеры, вампиры.

«Ну», - говорит он, - «раз уж мы заговорили о безрассудстве, тебе вообще не

следовало там находиться. Я специально сказал тебе, что справлюсь с этим».

«Справиться?» Фаолан чуть не подавился своей пиццей. «Ты не справлялся. Меррик

приставил этот кол к твоему...»

«Ладно». В глазах Ская вспыхивает гнев.

По крайней мере, год назад Фаолан назвал бы это именно так. Теперь он знает

лучше. Теперь он распознает в этом бурном выражении страх.

«Сегодня было опасно», - коротко говорит Скай. «Вас с Эми могли убить. Или еще

хуже».

«Хуже?»

Скай бросает на него говорящий взгляд и ничего не уточняет. Ему это и не нужно.

«Ладно, хорошо. Но тебя тоже могли убить. И я не смог...» Фаолан качает

головой, чувствуя, как сжимается горло. «Я знаю, это может шокировать тебя, но я бы скучал по тебе. Если бы ты был, ну, знаешь, мертв».

После паузы Скай говорит: «Как бы то ни было, я бы тоже скучал по тебе. Ты

делаешь мою жизнь - мое существование - терпимым».

«Терпимым?» Фаолан улыбается. «Только не надо на меня наезжать».

Скай смиренно вздыхает, но когда его глаза встречаются с глазами Фаолана, в их

глубине появляется блеск, которого Фаолан раньше не замечал. Возможно, намек

на мальчика, которым он когда-то был?

«Это очень терпимо». Скай жестикулирует между ними своим куском пиццы, охватывая еду, тускло освещенную комнату. Возможно, даже саму ночь.

«Действительно, очень терпимо. Я должен был пожалеть, что пропустил это».

Затем выражение его лица становится более сложным, и он добавляет: «Спасибо, Фаолан, за то, что... За то, что пришел мне на помощь».

«В любое время», - мягко говорит Фаолан, пряча довольную улыбку.

Льюис сглотнул от внезапного комка в горле.

Скай - это он. Аарон писал о нем.

Он перешел к следующему рассказу, даже не обратив внимания на название. Эта

история была длиннее и начиналась с точки зрения Ская.

По мере чтения у него сводило живот, а сердце сильно колотилось.

Скай держался в тени, потому что тень - это все, чего он заслуживал, - яркий

свет славы и богатства был для других, для тех, кто прожил незапятнанную

жизнь. Для непорочных.

Потом, позже:

«Что плохого в горячем шоколаде? Он напоминает мне о более счастливых

временах». На самом деле он напоминал ему о доме, о летней жаре в Розенхельме в

годы, предшествовавшие его превращению. И о матери, которая умерла, защищая

его. Не то чтобы он когда-нибудь признался в этом такому человеку, как Фаолан...

И наконец:

Скай стал мужчиной раньше времени, в ту темную ночь, когда его мир был

разорван на части и он проснулся на багровом рассвете с убитой семьей и кровью

чудовищ, текущей по его венам. Ночь, которая изменила его навсегда и которая

преследует его до сих пор.

Аарон словно смотрел сквозь Ская и видел Льюиса, видел те его части, которые он

скрывал от мира, но которые пролились на страницы его сценариев и на Ская Егера.

Увидел его так ясно, как никогда раньше.

Мне кажется, я очень хорошо тебя знаю, Льюис. А вы знаешь меня...

От размышлений его оторвал пронзительный звонок телефона из кухни.

Чарли, опять. Блядь

Льюис, спотыкаясь, вошел на кухню и схватил телефон со стойки.

«Разве там не середина ночи?»

«Льюис, вот ты где». Тоненький голосок Чарли жужжал по линии, как оса, и его

недовольство было очевидным. «Ты что, не получил мои сообщения?»

«Сегодня субботнее утро», - сказал Льюис в качестве ответа.

«И именно поэтому мы платим тебе большие деньги!»

Приказывая себе сохранять спокойствие и не реагировать, Льюис прокрался

обратно в гостиную. «Что тебе нужно, Чарли? Я занят».

Зябкое молчание. Затем: «У меня возникло несколько фантастических идей по

поводу решения действительно серьезных проблем ЛГБТК+. Но, надо отдать

должное, эта идея пришла в голову Милс. Я обожаю женское мышление. Такое

сопереживание. И разве тебе не нравится, когда они открывают для себя

стеклянный потолок? В общем, Милс подумала, что если бы персонаж вампира-гея

буквально повесили за то, что он гей? Например, двести лет назад его поймали на

месте преступления, и...»

«Нет», - сказал Льюис, прервав его.

Возникла недовольная пауза. «Прости?»

«Я не создам персонажа-гея, которого казнили из-за его сексуальности. Это все еще

происходит в мире, если ты не в курсе. Это не гребаное развлечение».

Чарли жестко сказал: «Ну, Милс думала - и, очевидно, это ее идея, а не моя - что это

будет способ использовать нашу платформу, чтобы подчеркнуть...»

«Я сказал «нет», я не буду этого делать. Если хочешь заняться этим вопросом, снимай документальный фильм. Есть что-то еще?»

После молчания Чарли сказал: «Да, вообще-то. Я заказал работу по изучению

аудитории, которая оказалась удивительно полезной, и в результате мы собираемся

изменить