Хризолит и Бирюза - Мария Озера

себя гораздо быстрее. — Ты должна больше двигаться, чтобы разрабатывать бедро. — При этом её внимательный взгляд то и дело скользил по сторонам, словно проверяя, насколько усердно садовник исполняет свой долг.

Я ничего не ответила, лишь молча наслаждаясь пряным ароматом цветов и скрытно ведя внутренний диалог с самой собой. Мы шли неторопливо, и в этой медленной прогулке нарастало ощущение, что слова внутри меня начинают гнить от замалчивания. Мне жгуче хотелось довериться Елене, но что-то неуловимое удерживало язык, будто на нём лежал свинец.

— Елена… — я дождалась, когда её взгляд остановился на мне. — Мне кажется, я схожу с ума.

Её шаг замер. В глазах мелькнула тень тревоги, и морщинка на переносице чуть углубилась. Лёгкий ветерок, напоённый запахом жасмина и сирени, тронул её поседевшие пряди, и мне показалось, что сам июньский вечер затаил дыхание, оставив только нас двоих посреди этого цветущего мира.

— Почему ты так думаешь? — едва слышно спросила она, и дрожь в её голосе странным образом придала мне смелости.

— Иногда… — я опустила глаза к земле, где под ногами белели упавшие лепестки, словно клочья тумана, — кажется, что мысли и чувства сплелись в один запутанный лабиринт, из которого я не могу найти выход. Что реальность ускользает, и я не всегда понимаю, что из происходящего — правда, а что лишь порождение моей головы.

Она шагнула ближе. В её лице проступило сострадание, такое ясное и настоящее, что во мне дрогнула какая-то нить.

Мы сели на вырезную деревянную лавку напротив того самого мраморного фонтанчика, струя которого звенела в тишине, словно в такт моему дыханию. Я решилась.

Я рассказала ей о том, что переживала. О себе — растерянной и дрожащей, когда в опасной близости лежало мёртвое тело. О том, как страшно осознавать, что существуют люди, для которых чужая жизнь — пыль на сапоге. Как легко они ломают судьбы, как играют людскими страхами, как пользуются нами, словно игрушками.

— Этот мужчина говорил о предательстве, — прошептала я, разглядывая свои израненные руки. Холодок пробежал по коже — то ли от ветерка, то ли от памяти. Казалось, сам воздух несёт укор, проникая в невидимые щели моего сознания.

Мы сидели рядом, в окружении запаха роз и сирени, под шелест листвы, и казалось, сама природа осуждала всё, что я прошла. Елена молчала, но её глаза светились вниманием и тихим пониманием — как свеча, оберегающая меня от мрака.

Я не понимала, что имел в виду этот человек, называя меня предательницей. Каким предательством могла я, никому не нужная девица, заслужить такую смерть? Каким поступком — пусть даже самым дерзким, самым постыдным — можно было вызвать столь беспощадную жестокость?

Мысли метались, но ни одна не давала ответа. В груди холодной змеёй свивался страх, а в голове звучал лишь один безумный вопрос: «Что же я сделала? За что?»

Каждое слово похитителя отдавало не угрозой, а приговором, будто в мире уже был записан мой грех, о котором знали все, кроме меня самой.

Какое «предательство» могло перевесить весы милосердия так, что казнь стала единственным исходом?..

Помню это чувство собственной беспомощности: сидела за решеткой и не понимала, как выбраться из этой ситуации, как помочь графу, который неподвижно лежал напротив на холодном полу, не вставая на ноги.

Я также поведала о том, что стало причиной смерти моей матери, и о том, как сильно я боялась, что нечто подобное может произойти со мной. Именно это заставило меня полностью подавить в себе человечность и уничтожить того, кто пытался уничтожить меня.

— Я не хотела бы, чтобы это случилось с тобой, — тихо сказала она, сжимая мои ладони в своих, будто пытаясь передать тепло и защиту.

— Никто бы не хотел, — сухо ответила я, не отводя взгляда от стены дома, обвитой плющом, где зелёные побеги казались живым напоминанием о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что.

Холод страха и отчаяния сковывал каждую клетку моего тела. Это было похоже на пронизывающий до костей ледяной ветер, который не оставлял места для тепла и надежды.

Прошлая горечь вспыхнула с новой силой: в памяти возникли образы — я, маленькая и беззащитная, стою перед могилой матери, слёзы сливаются с грязной землёй, а в груди пульсирует клятва. Тогда я поклялась, что не позволю никому отнять мою силу.

Я понимала: если не вырвусь из этого ада, тревога и слабость поглотят меня, словно чёрный вихрь, не оставив ни капли света. Но где-то внутри, среди страха, зарождалась странная решимость — решимость, которая позже помогла мне выстоять и не сломаться.

* * *

Ближе к ночи Елена снова принесла мне снотворное, чтобы я могла отдохнуть.

Мне хотелось расслабиться и дать телу передышку, но произвольные сокращения мышц сквозь сон становились с каждым разом всё резче и мучительнее. Открыв глаза, я заметила слезы, сами собой стекающие по щекам от боли, вызываемой судорогой. Я распласталась на мягкой кровати, повернув голову к окну. Полная луна, знаменующая конец месяца, ослепляла своей холодной красотой. Её мрачные лучи ложились на дверь комнаты, словно говоря мне, что я залежалась.

Я старалась сосредоточиться на этом сиянии, забывая о боли, которая временами казалась невыносимой. Лунный свет дарил странное утешение, казалось, сама природа понимала мои муки и готова была поддержать меня. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, ловя мимолетный момент тишины и спокойствия.

Внезапно мир вокруг начал растворяться. Мысли растекались туманной дымкой, и в этот миг всплыло воспоминание о словах дядюшки Демьяна: внимание к дыханию — ключ к облегчению страданий. Я начала медленно вдыхать воздух, позволяя ему наполнять мои легкие и вытеснять тревожные мысли. С каждым вдохом я чувствовала, как напряжение покидает мое тело, и оно постепенно успокаивается.

В конце концов я смахнула с себя одеяло и опустила босые ноги на пол, ощущая ледяной холод под ступнями, несмотря на ковер. Шелковая комбинация совсем не предназначалась для ночных прогулок по поместью, где я была лишь гостем, но это не имело значения. Беспокойство о состоянии Нивара переполняло меня сильнее, чем страх быть замеченной.

Приоткрыв дверь, я огляделась в коридор — пустынный и тихий, только ночной сквозняк шевелил занавеси.

Я поняла, что абсолютно не имею ни малейшего представления, где может быть хозяйская спальня.

Стоя у двери, я прислушивалась к шепоту пространства, пытаясь представить, где бы расположила свою комнату, будь я таинственным и молчаливым графом. В конце концов интуиция подсказала — западное крыло. Я двинулась в этом направлении.

Шаги отдавались стуком моего сердца в пустоте