Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская

Мы медленно шли и молча пили кофе. Не знаю, как Эрнету, а мне разговаривать не хотелось. В голове кружились мысли, что, возможно, это последний раз, и совместного кофе больше не будет. И утренних разговоров тоже. И от этого близость Хантли ощущалась гораздо острее.

Я даже почти пожалела о принятом решении и попыталась переключиться на воспоминания о ярмарках Фаренли, о редких выступлениях артистов в Киштеане, где я бывала с другими ученицами Микелы Глишской. О том, что я так никуда и не сходила в Рейвенхилле, если не считать вчерашнего посещения ресторана с Хантли… Надо прекратить об этом думать!

Получалось, что с самого приезда я только работала и совершенно не давала себе отдыхать, хотя формально у меня были выходные. Вот только я постоянно занимала их делами, которые создавали иллюзию передышки, но не приносили желаемого отдыха.

— Пойдёмте, Амелия, нам сюда.

Я заморгала, возвращаясь из своих размышлений, и вдруг поняла, что мы пришли вовсе не к архиву, а к канатной дороге, которая тянулась к вершине прибрежного холма. Хантли что, прочитал мои мысли?

— Но мы же… — попробовала возразить я.

— Вам не помешает отдохнуть, — не дал договорить Эрнет и подал руку, помогая зайти в кабинку. А я почему-то послушалась, хотя разумом понимала, что лучше не соглашаться.

— А как же ваши дела?

«А как же мои?» — спросила сама себя и не нашла ответа. Впрочем, секрет нелюбви к гадалкам мог потерпеть ещё один день. Ведь так?

— Им придётся подождать. Обнаружилось другое — более срочное. К тому же нам нужно поговорить.

Он улыбнулся так открыто, что у меня перехватило дыхание. Хотя нет! Это случилось потому, что под ногами вздрогнул пол, и мы двинулись вверх. Я тут же отвернулась к окну, чтобы не выдать себя.

Кабина медленно ползла, открывая всё больше и больше моему взору. Разноцветные крыши, шпили, устремляющиеся в небо, скверы и парки, разбавляющие зелёными пятнами городскую застройку. Я легко нашла Книжную улицу — она пересекала город и словно была нарисована по линейке. Где-то там находился мой дом, Никина кофейня, лечебница Эллы, но с такой высоты их было не рассмотреть. Зато среди других построек выделялся принадлежащий Лерайлии и Девенику завод. Проходя мимо него, я даже и не подозревала, какой он на самом деле огромный.

Ещё дальше изящным росчерком на фоне неба смотрелся храм Ины, где нас с Саюши весьма неласково приняли. Интересно, исполнилось ли моё спонтанное предсказание, или кара ещё не настигла того злобного монаха.

Я прилипла к стеклу, пытаясь рассмотреть как можно больше знакомых мест и понять, как далеко от салона находятся примеченные красивые здания и большие парки, чтобы обязательно сходить туда в другой день. Ветер, проникающий в приоткрытое окно, трепал мои волосы, а внутри росли восторг и детская радость.

Мы поднимались всё выше, город внизу становился всё больше похож на карту с движущимися фигурками. Чёрными миниатюрами виделись запряжённые лошадьми экипажи, разноцветными бусинами — спешащие по своим делам горожане, зелёными волнами — покачивающиеся на ветру деревья. И где-то далеко — на противоположной стороне Рейвенхилла — было море, и я уже видела синюю дымку, словно растворяющую горизонт, и летающих там чаек, отсюда казавшихся тёмными точками.

Вид впереди заслонял холм, но я всё чаще смотрела именно туда. Хотелось поскорее добраться до площадки, выйти и оценить открывающийся простор.

Я повернулась к Эрнету, чтобы поделиться своим восторгом, и увидела, что он быстро что-то чёркает в блокноте. В душе тут же зашевелилось любопытство, и подняли голову подозрения.

— Что вы делаете?

Я вытянула шею, заглядывая через край листа, но этого не понадобилось — Хантли отдал записную книжку, на страницах которой оказался мой портрет. Нарисованная я смотрела куда-то с таким восхищением, будто там находился как минимум Ошур, возможно даже в компании с пресветлой Лейной.

На этом наброске я казалась невероятно воздушной, красивой и мечтательной, какой никогда не видела себя в зеркале. Неужели я действительно такая? У девушки на портрете были изящные руки с тонкими пальцами, которые придерживали разметавшиеся пряди, н те всё равно выскальзывали, создавая очаровательную небрежность. И всё это передавалось скупыми точными штрихами самопишущего пера. Удивительно!

Как к подобному относиться, я не понимала — все прочие чувства заменило собой смущение и трепетная радость, как будто рисунок оказался более личным, чем даже многочисленные предложения, и подарил надежду, которой я пыталась сопротивляться. Почему-то этот, по сути, пустяк, тронул меня куда больше, чем всё, что было до этого. А ещё он как будто сделал беззащитнее нас обоих — и меня, и Хантли. Но мне почему-то очень хотелось обратно в свою скорлупу.

Что вообще делают в таких случаях? Благодарят? Отмечают удачные моменты? Молча возвращают? Отводят глаза? Я же решила отшутиться.

— Вы мне польстили, — рассмеялась я. И ветер, усилившийся на высоте, тут же унёс мои слова.

— Не имею подобной привычки. Я нарисовал вас такой, как вижу.

Выражение лица у Хантли было очень странным, поэтому я только смущённо улыбнулась и перевела тему, отодвинув надежды и вернув дистанцию.

— Где вы научились так рисовать? Это же настоящий талант.

— Специально нигде не учился, но ходил на занятия с Норой. Вот она действительно была талантлива.

Я не сразу сообразила, что он говорит про сестру, а когда поняла, то стала слушать вдвойне внимательно.

— У меня был очень средний уровень, который я развил до достаточного хорошего, упорными занятиями. Зато у Элеоноры всё получалось, словно она родилась с кистью в руках. Чувство цвета, пропорции, композиции… Она почти не допускала ошибок и всегда привносила что-то новое в свои рисунки. Необычное. Волшебное. То, что только она видела в привычном. То, чего никогда не замечал я. Мои работы мастер всегда называл вторичными, её — новаторскими.

— Не может быть… — Я так удивилась, что не сдержала восклицания.

— Но так и есть, — улыбнулся моим словам Эрнет. — Я могу детально изобразить то, что вижу, но это не то, что делает картину картиной. Это больше похоже на… схему, чертёж, технический рисунок, а не полёт вдохновения и порывы творчества.

Я хотела сказать, что виденные наброски не кажутся мне техническими, но в этот момент наш путь закончился, кабина