Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

шагов. Он разворачивает меня в плавном кружении, волосы разлетаются и падают на лицо. Его взгляд не отрывается от меня, он ищет и удерживает мой взгляд — и я ему не отказываю.

Он хватает меня за талию и поднимает вверх. Я вскрикиваю от неожиданности и цепляюсь руками за его плечи, глядя в потолок, где вспыхивают созвездия. Свет ложится на мою кожу, но не ослепляет. Я улыбаюсь. Подо мной Хайдес вертит меня в воздухе, крепко удерживая, а потом опускает вниз. Вместо того чтобы продолжить танец, он заключает меня в крепкое объятие. Такое сильное, что я не понимаю, это бьётся моё сердце или его.

Я первая рвусь дальше — встаю на цыпочки, и он встречает меня на полпути. Мы целуемся. Всего мгновение — и меня уже терзает жгучее разочарование, жажда большего. Хайдес подхватывает меня на руки, и я обвиваю его бёдра ногами.

Он несёт меня к одному из кресел и укладывает. Но вместо жёсткой искусственной кожи меня встречает мягкая ткань. На сиденье расстелен плед. Я поднимаю бровь:

— Ты подготовился заранее?

Он подмигивает, сдёргивает с меня обувь.

— Разве не так делают на свиданиях? Планируют всё до мелочей.

Сердце вот-вот вырвется из груди, пока его руки скользят по моим ногам, останавливаются на поясе брюк. Он легко расстёгивает и стягивает их.

— Отличный выбор одежды сегодня, — хмыкает, уже берясь за мой свитер.

Я останавливаю его, шепчу у самого уха:

— Тогда тебе понравится, что я не надела лифчик.

Хайдес рычит и едва не разрывает свитер, оставляя меня полураздетой. Его зубы вцепляются в губу, взгляд впивается в меня. Он борется с собой, но, в конце концов, сдаётся: срывает с себя футболку, волосы падают на лицо, и вытаскивает из кармана квадратный пакетик, прежде чем отбросить джинсы.

— Ну и? — я откидываюсь на кресле, скрещивая ноги. Уверена, что выигрываю эту игру.

Он кривит губы:

— Ещё не всё. — Становится между моими бёдрами и цепляет пальцами край белья. — Раздвинь ноги, дай снять.

На лице проступает хищная улыбка. Его взгляд скользит по мне снова и снова, задерживаясь на местах, от которых у меня перехватывает дыхание.

— Совершенно потрясающе, — шепчет он.

Он снова перекрывает мне путь к отступлению. Я обвиваю его ногами.

Хайдес кладёт ладонь мне на живот и задерживается.

— Что ты делаешь?

Он поднимает глаза на секунду:

— Здесь свет ложится линиями, будто созвездие. — Его пальцы чертят невидимый рисунок: от пупка вверх к груди, скользят вбок, касаются груди, потом вниз… каждый раз, когда он задевает сосок, сердце у меня подпрыгивает. Я почти уверена: он сам выдумывает эту «карту», лишь бы касаться меня.

— Хайдес, — умоляю я.

Он будто просыпается. Взгляд обостряется, и он накрывает мои губы поцелуем — жадным, животным, до потери дыхания.

Мои руки уже на его боксёрах, я стаскиваю их как могу. Он помогает, поднимается лишь на миг, чтобы стянуть их совсем. Я останавливаю его ладонью на животе.

— Хочу и я увидеть свет на твоём теле.

Он не спорит. Мы меняемся местами: теперь он раскинут подо мной, а я усаживаюсь на его бёдрах. Наши тела соприкасаются, он вздрагивает и вонзает пальцы в мои бёдра.

Я наклоняюсь к его левому боку и осыпаю шрам поцелуями. Он больше не отворачивается, не боится моего прикосновения.

— Ты никогда не устанешь этого делать, да?

Я качаю головой:

— Никогда.

Я приподнимаюсь, обхватываю его стояк ладонью. Он поспешно протягивает мне презерватив, и я надеваю его, направляю его в себя. Задерживаю дыхание, опускаюсь — и он полностью заполняет меня.

Хайдес стонет, и я вместе с ним. Через секунды я двигаюсь в ритме, сердце гремит в груди, дыхание сбивается. Волосы шлёпают по спине, а его руки бродят по моему телу, гладят, будто в поклонении.

Они замирают на груди. Его ладони идеально её охватывают, он сжимает жадно, заставляя меня двигаться быстрее.

— Господи, Хейвен… — хрипит он у моего уха.

Я открываю глаза. Он уже сидит, одной рукой держит мою грудь, другой тянет меня ближе, чтобы поцеловать. Он кусает мою губу, как будто только так может отвлечься от безумия моих движений. Он стонет в мой рот и шепчет моё имя снова и снова, как песню.

Я ощущаю его глубоко, снова и снова, и удовольствие накрывает меня волнами. Пальцы ног судорожно сводит, я прошу его — сама не знаю о чём. Прошу довести меня до конца, потому что накал невыносим. Прошу не отпускать меня, потому что хочу оставаться в этом мгновении вечно.

— Хейвен, — зовёт он, сбивчиво дыша. — Хейвен, посмотри на меня. На меня.

Его ладони обхватывают моё лицо, он прижимает лоб к моему. Наши тела склеены, будто нас кто-то впаял друг в друга.

Я послушно смотрю — да и не смогла бы иначе. Его радужки потемнели почти до чёрного, но свет с купола оставляет в них более светлые, сияющие пятна. Даже если бы хотела, не сумела бы отвести взгляд. Мы вместе догоняем оргазм, не переставая смотреть друг другу в глаза и целоваться, чтобы не сорваться в крик. Ноги у меня дрожат, волна удовольствия накрывает целиком. Я валюсь ему на плечо, уткнувшись лицом в ямку у шеи. Целую туда, мягко, и пытаюсь выровнять дыхание.

Хайдес молчит. Откидывается на спинку и утягивает меня с собой, пока я не оказываюсь свернувшейся клубком у его тёплого, пахнущего чистотой тела. Он целует меня в макушку и проводит подушечками пальцев по моему предплечью.

— До этого… — начинаю, — …когда ты рисовал по мне, что это было за созвездие?

Его ладонь медленно гладит мне спину.

— Созвездие Стрельца. Мы как раз под ним. Смотри вверх.

Я запрокидываю голову к куполу. Он прав. Над нами — рисунок звёзд со словом «Стрелец» рядом, чтобы уж точно не спутать.

— А ты знаешь, как оно появилось?

— Дай угадаю: снова греческая мифология, — поддеваю его.

— Это созвездие в честь Хирона, кентавра. Помнишь, кто такие кентавры?

Мне не нужно задумываться:

— Голова человека и задница лошади.

Он тихо смеётся:

— Хирон родился у Филиры и Кроноса. Помимо внешнего отличия, Хирона выделяла доброта. Он — мягкий, тянущийся к знаниям, к наукам. Не такой, как прочие кентавры, которых в мифах чаще отличали грубость, неотёсанность, иногда — жестокость. — Он передвигается удобнее и переплетает свои ноги с моими. — Хирон был учителем Асклепия, бога медицины; учил его тихо, не присваивая заслуг.

— И при чём тут созвездие?

— Началось всё, когда Геракл сражался с кентаврами. Одних он перебил, другие спрятались в пещере Хирона. Геракл пошёл