Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

Афину, и та, не ожидая, вываливается под дождь. Возразить не успевает: сестра обгоняет её бегом, её хрустальный смех наполняет вечернюю тьму — такой красивый, что на мгновение заглушает бурю.

Аполлон, Арес, Зевс и Гера остаются внутри, но подходят ближе — смотреть. Готова поклясться: у всех — по маленькой улыбке. Арес скрещивает руки, чуть качает головой, что-то беззвучно говорит мне губами — я не разбираю. Улыбаюсь в ответ — и, как по волшебству, его рот тоже расплывается в доброжелательной складке.

Это длится миг. Кто-то подхватывает меня на руки и, как мешок, закидывает на плечо. Восторженный визг Гермеса подтверждает догадку. Я пытаюсь возмутиться, но он носится по газону так, будто я невесомая:

— Держись крепче, «Маленький рай»!

Он виляет слишком рискованно, и я пару раз едва не соскальзываю. В итоге спотыкается он сам — падает первым, а я плюхаюсь сверху. Мы оба разражаемся смехом — пополам из боли и восторга, — и он меня заражает.

— И чего вы тут? — выдыхает меж смешками, пытаясь перевести дух.

— Я не люблю грозы. А Ньют, чтобы меня отвлечь, придумал игру: по очереди называть то, чего боишься больше, чем гром. Хайдес повторил со мной.

Я приподнимаюсь и заглядываю в лазурные глаза Гермеса. Он всё ещё улыбается, но смеяться перестал; лицо постепенно собирается.

— Разочаровываешь. Я надеялся, вы решили трахаться под дождём.

А я-то думала, он скажет что-нибудь серьёзное. Я лохмачу его мокрые волосы, он дёргает за прядь моих в ответ.

— Бесчувственный.

Он корчит язык:

— Хочешь знать что? Если не брать во внимание бред моего отца — про усыновить тебя и сделать Лайвли, — я и так чувствую тебя нашей. Но не как Артемида. И не как Персефона. Как Хейвен. Ты — Хейвен Коэн, и это прекрасно.

Сердце тает, всплеск счастья проходит по мне дрожью до самых костей.

— И ещё я — «Маленький рай».

— Но это — только для меня, — подмигивает. Он подставляет мизинец, и я сцепляю свой с его — детская клятва.

Я люблю его так сильно, что это чувство почти невыносимо.

Крики Лиама обрывают наш трогательный момент. Теперь к нам присоединились и остальные. Если честно, у Зевса и Аполлона вид «лучше бы провалиться под землю», но ничего.

— Афина, — вещает Лиам, гоняясь за ней по всему двору, — ты и мокрая прекрасна. Как ты это делаешь?

Мы с Гермесом хохочем в унисон. В глубине души я знаю: даже Афина начинает питать к Лиаму что-то вроде нежности.

Я скатываюсь с Гермеса, но остаюсь лежать рядом, на траве. Смотрю на тех, кто вокруг. Семья Лайвли — большие фанаты яблок — с чудаковатыми родителями и опасными играми. И Лиам, который вроде бы вообще ни при чём — и при этом будто рождён быть с нами.

Вот что значит «танцевать под дождём». Принять, что солнце не вечно, и найти тех, кто останется под бурей вместе с тобой.

Глава 24. ХИРОН

Хирон был мифическим существом с телом коня и торсом человека. Его описывали как красивого кентавра. Его природа олицетворяла союз божественного и природного.

Он был известен своей мудростью, добротой и знаниями в искусстве и науках. Хирон был учителем и наставником многих героев и мифологических фигур. Среди его самых знаменитых учеников были Ахиллес, Асклепий, Геракл и Ясон.

Он обучал их музыке, медицине, охоте, поэзии и военному делу.

Лиам в пятый раз смотрит на часы и тяжело вздыхает. С тех пор как мы уселись в кафетерии на ужин, он не отрывается от циферблата. Я начинаю уставать.

— Что тебя гложет, Лиам? — сдаюсь я наконец.

Под столом Хайдес крепче сжимает мою ногу.

— Обязательно было спрашивать?

— Седьмое января. Думаю, время вышло, — отвечает он.

— Время для чего? — вмешивается Гермес с набитым ртом спагетти с соусом. Белый свитер уже в четвёртой новой кляксе.

Лиам ковыряет вилкой в тарелке с фрикадельками.

— Мои родители забыли подарить мне сладости от Бефаны. Я жду ещё с шестого.

За столом воцаряется тишина. Теперь все уставились на Лиама. И братья Яблока, и кузены Яблока.

— Сладости от Бефаны? — переспросил Аполлон, растягивая слова.

Арес подталкивает Афину локтем:

— Он про тебя говорит, Бефана?

Афина не удостаивает его ответом. Просто поднимает вилку и со звоном вонзает её зубцы в стол — в сантиметре от пальцев Ареса.

Тот дёргает руку и отшатывается.

— Ты психопатка, честное слово. — Он выдерживает паузу и вдруг ухмыляется: — Но, может быть, ты мне начинаешь нравиться.

— В Италии есть праздник, которого здесь нет, — объясняет Лиам. — Он называется Эпифания. Вечером 5 января дети вешают чулок, и ночью Бефана наполняет его сладостями, если ты был хорошим. А если плохо себя вёл, получаешь уголь.

У меня вырывается новый вопрос:

— Но почему ты, американец, отмечаешь итальянский праздник?

Лиам хлопает глазами, как будто я спросила глупость:

— Потому что моя мама итальянка. Я наполовину итальянец. Моё полное имя — Лиам Джузеппе Бейкер.

— Лиам, это потрясающе! — оживляется Афродита. — А из какого города твоя мама?

Краем глаза я замечаю, что Арес пытается запустить фрикадельку с вилки катапультой. Кусок мяса взлетает и с хлопком падает прямо в салат Аполлона. Тот замирает и смотрит в тарелку. Даже не видя, он прекрасно понимает, кто это сделал.

— Прости, Джаред Лето. Я целился тебе в лицо, а не в еду.

Прежде чем Аполлон вскочит и схватит его за горло, Гермес кашляет и обращается к Лиаму:

— Так, где же родилась твоя мама?

— В Риме. В столице, — отвечает тот. — Это волшебный город. Полный истории, жизни, искусства и культуры. Там можно часами гулять и не уставать, потому что вокруг всё невероятно красиво.

Мы замолкаем. На фоне только гул голосов студентов.

— Самая длинная связная речь, что я от него слышал, — констатирует Хайдес.

— Я всегда мечтала побывать в Риме, — признаётся Афродита. Её голубые глаза сияют, щёки вспыхивают румянцем. — Ты часто там бывал?

— Нет, ни разу.

Хайдес прищуривается.

— И как же ты тогда… Ладно, забудь.

***

Последние дни были… спокойными. И пустыми. Мы проводим дни в библиотеке, вечерами ужинаем в кафетерии и расходимся спать. Все уставшие, даже Гермес, обычно неиссякаемый и бодрый. Не то чтобы у него были особые причины устать: он читает в библиотеке час, а потом устраивает себе «перерывчик для сна» на три.

Каждое утро меня будит Арес, который орёт Should I Stay or Should I Go в душе, с полотенцем на бёдрах. И, клянусь, каждый день он завязывает его всё ниже. Соседи продолжают стучать