Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева

на озеро за городом, жарили шашлыки. Папа сказал, что это наш секрет, что тебе не нужно знать, потому что ты устаёшь на работе и будешь переживать, что пропускаешь веселье.

Каждое её слово очень ранит. Он не просто изменяет мне. Он втягивает в это наших детей. Заставляет их хранить секреты, лгать мне. Разрушает не только наш брак, но и их доверие, их моральные ориентиры.

— Тебе нравится проводить с ней время? — спрашиваю, сама не зная, зачем. Может, надеюсь услышать, что дети её не принимают?

Ника молчит какое-то время, потом тихо говорит:

— Она весёлая. И красивая. И постоянно делает нам подарки. Даниилу она сразу понравилась, — Ника делает паузу. — А я... я не знаю. Иногда она кажется слишком... наигранной? Как будто очень старается нам понравиться.

— Но что-то тебя в ней тревожит? — мягко подталкиваю я, видя её неуверенность.

— Не знаю, — она хмурится. — Просто иногда, когда она думает, что я не смотрю, она так смотрит на папу... Как будто... — Ника замолкает, не зная, как выразить то, что чувствует.

— Как будто они больше, чем просто коллеги? — заканчиваю за неё.

Она резко поднимает голову, в глазах — испуг и понимание одновременно.

— Ты знаешь? — шепчет она.

— Догадываюсь, — отвечаю честно. Не могу солгать ей, не после того, как Павел уже заставил её жить во лжи.

— Они... они вместе? — в её голосе столько боли, что я едва сдерживаю слёзы.

— Я не знаю наверняка, — говорю, хотя знаю. Но не могу взвалить на плечи двенадцатилетней девочки всю тяжесть правды. — Но я разберусь с этим, обещаю.

— Ты поговоришь с папой? — в её глазах тревога.

— Да, — киваю я. — Но не сегодня и не завтра. Сначала мне нужно всё обдумать.

— Не говори ему, что я рассказала, — просит Ника, сжимая мою руку. — Он расстроится. Он говорил, что это наш секрет.

— Не скажу, — обещаю я, обнимая её. — Это теперь наш с тобой секрет.

Она прижимается ко мне, как в детстве, когда боялась грозы или страшного сна. Моя сильная, умная девочка, которая сейчас так нуждается в защите.

— Мам, — шепчет она мне в плечо. — Вы же не разведётесь с папой?

Вопрос застаёт меня врасплох. Разведёмся ли мы? Я уже почти приняла это решение. Но как объяснить это ребёнку?

— Я не знаю, что будет дальше, — отвечаю честно. — Но что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Я всегда буду любить вас с Даниилом. И папа тоже, даже если... даже если что-то изменится между нами.

Она кивает, всё ещё прижимаясь ко мне. Мы сидим так некоторое время, просто обнимая друг друга. Потом я целую её в лоб, желаю спокойной ночи и выхожу из комнаты.

В коридоре прислоняюсь к стене, закрываю глаза. Внутри клокочет ярость, какой я никогда раньше не испытывала. Не за себя — за детей. За то, что он впутал их в свой обман. За то, что заставил их лгать. За то, что разрушает не только мою жизнь, но и их детство, их представление о семье, о верности, о любви.

Спускаюсь вниз, прохожу мимо гостиной, где Павел всё ещё смотрит телевизор.

— Лена? — окликает он. — Как Ника?

— Нормально, — отвечаю, не останавливаясь. — Просто устала.

Иду на кухню, достаю бутылку вина из шкафа. Наливаю бокал, делаю глоток. Алкоголь обжигает горло, но не согревает душу. Ничто не может согреть эту пустоту внутри.

Смотрю в окно на ночной город. Огни домов, фары проезжающих машин. Где-то там — квартира, которую Павел купил для встреч с Вероникой. Где-то там — места, куда он водил наших детей с ней. Создавал иллюзию новой семьи, пока я работала, спасая чужие жизни.

Телефон в кармане вибрирует. Сообщение от Максима: «Завтра операция в 10:00. Будешь ассистировать?»

Максим Береснев. Нейрохирург, с которым мы часто работаем вместе. Давний друг семьи. Один из немногих людей, кому я доверяю безоговорочно.

«Буду», — отвечаю коротко.

Может быть, завтра я наконец решусь рассказать кому-то о том, что происходит. Поделиться этой тяжестью, которая грозит раздавить меня. Попросить совета. Или просто поплакать на дружеском плече, которое не предаст.

А пока я допиваю вино, ставлю бокал в посудомоечную машину и поднимаюсь в спальню. Павел всё ещё в гостиной. Переодеваюсь в пижаму, ложусь в кровать, выключаю свет. Завтра будет новый день. День, когда я начну готовиться к войне.

Потому что теперь я знаю… это будет война. За детей. За их будущее. За их душевное равновесие. И я готова сражаться до последнего.

Глава 6

Операция длится четыре часа. Удаление опухоли мозга у семилетней девочки… одна из самых сложных в моей практике. Работаю с Максимом в идеальной синхронизации, каждое движение выверено годами совместной работы. Здесь, в операционной, под ярким светом ламп, с скальпелем в руках, я чувствую себя собой. Настоящей. Не обманутой женой, не униженной супругой… просто врачом, спасающим жизнь.

Когда последний шов наложен, а маленькая пациентка переведена в реанимацию, я ощущаю знакомую смесь усталости и удовлетворения. Ещё одна жизнь вырвана у смерти.

— Отличная работа, — говорит Максим, снимая перчатки. — Без твоей помощи не справился бы.

— Ты справился бы, — отмахиваюсь я, хотя знаю — мы действительно хорошая команда. — Главное, что девочка будет жить.

В раздевалке переодеваюсь медленно, оттягивая момент возвращения в реальность. Здесь, в больнице, я могу забыть о том, что дома меня ждёт ложь. О том, что мой муж строит планы на будущее с другой женщиной.

— Лена, — голос Максима заставляет меня обернуться. Он стоит в дверях, уже в гражданской одежде. — У тебя есть время на кофе? Хочу обсудить несколько случаев.

Обычно я бы отказалась… дома ждут дети, нужно готовить ужин, проверять домашние задания. Сегодня киваю:

— Конечно. В буфете?

— Лучше в кафе напротив, — предлагает он. — Там тише.

Мы идём через дорогу, устраиваемся за столиком у окна. Максим заказывает эспрессо, я — капучино. Несколько минут молчим, глядя на суетящихся