Американка - Хэдди Гудрич

клетке и погруженная в ее тьму. Я дождалась, пока шаги не стали громче, пока они не направились мне навстречу, пока на лестнице не показался высокий и мускулистый Раффаэле.

Я потеряла дар речи, будто внезапно меня ударило балкой. Он тоже не издал ни звука. Медленно и осторожно подошел ко мне, будто знал, что найдет меня здесь, все так же медленно протянул руку и провел своими горячими пальцами и мягкой ладонью мне по лицу. Это длилось мгновение. Но мне хватило и его, чтобы раствориться в Раффаэле и перестать понимать, где заканчиваюсь я и начинается он.

Едва слышно я произнесла:

— Что ты тут делаешь?

— То же, что и ты.

— И что же?

— Хочу ощутить аромат воспоминаний.

Как вообще у этого жестокого человека получается так нежно проникнуть мне в душу?

— Дом все еще не обрушился, — заметила я.

— Иногда на это уходит больше времени, — ответил Раффаэле, будто утешая меня. — Например, заколдованный дом в моем переулке простоял еще много лет после оползня.

— Ты мне никогда о нем не рассказывал.

Раффаэле заговорщически улыбнулся. Да, я чувствовала, что мы могли бы начать все сначала. Рассказать друг другу еще одну историю и заняться любовью еще раз — здесь, в темноте, у растрескавшейся стены. Но слова больше не объединяли нас.

— Женщина, которая жила здесь на последнем этаже, погибла в аварии, — сказал Раффаэле. — Ее муж после этого повесился, оставив сиротами двух детей. Мальчик выбросился из окна, а девочка порезала вены, — теперь Раффаэле смотрел сквозь меня, будто видел призрака. — Мои истории всегда плохо заканчиваются.

— Я никогда их не забуду, — прошептала я. — Не забуду, как послевкусие «Воды Мадонны», которую однажды попробовала.

Он посмотрел на меня с внезапной тоской.

— Ничего прекраснее тебя в моей жизни не будет, — сказал он, а потом развернулся и вышел из дома. Дверь подъезда хлопнула, и за ней на мгновение мелькнули лучи закатного солнца. И правда, единственным, кто мог бы меня исцелить, был тот, кто меня ранил. Возможно, Раффаэле чувствовал то же самое.

* * *

Может быть, сейчас я в последний раз делала кофе с молочной пенкой. И это точно был последний раз, когда мы сидели втроем у Аниты за столом, покрытым скатертью в цветочек. Луиза чинно пила кофе и рассказывала, как нашла в себе силы расстаться с любовником. Она заявила, что решила сделать это ради себя, а не ради мужа. Луиза надеялась, что дома установится новый порядок, что они с Сальваторе будут жить вместе, как друзья. Сальваторе наконец отказался от безумной идеи перевезти семью на Фаито, и теперь Джемма чувствовала себя спокойнее. Она все больше времени проводила на участке — рыхлила землю, сажала семена, оставив шум города. Луиза опасливо улыбнулась и спросила у Аниты:

— А что там с твоим адвокатом?

— Я ему сказала, что у нас ничего не получится. — Анита поняла, что ее привлекает не столько сам Эмилио, сколько его образ жизни — он путешествовал, и у него повсюду были дела. Анита мечтала не о самом Эмилио, а о той свободе, которая у него была и к которой она всегда стремилась. — Так что ничего не выйдет. Что толку усложнять все отношениями с мужчиной, если по большому счету мне и одной хорошо? У меня не сложилось с Кармине, Даниеле, Доменико… Почему вдруг все должно было получиться с Эмилио? — спросила она и закурила. — Или нужно перепробовать все буквы алфавита? Что скажете? Может, надо было попробовать кого-нибудь на Ф, например? Может, Фердинандо?

— Или Фортунато! — подхватила Луиза.

— Нет уж, лучше Феделе, ведь это имя значит «верный», — возразила Анита, заливаясь радостным детским смехом. — Девчонки, черт возьми, у меня никого на Б не было! Надо наверстать!

— Бартоломео! — предложила я. — Бальдассаре!

— Точно, Бальдассаре! Вот кто мне нужен! — согласилась Анита, утирая слезы от смеха.

— А на букву А? Акилле? Америго?

— Нет, с А у меня все в порядке.

— Что, правда? Анита, ты от нас что-то скрываешь! Может, историю с Армандо из офиса?

— Боже упаси! «А» — вообще-то первая буква моего имени! — Анита выпустила облако дыма, и у меня сразу возникло ощущение, будто мы сидим за покерным столом. — Все, хватит с меня мужчин! — объявила она. — И хватит сигарет, виски и свинины. Сажусь на диету. — Кто-то дал Аните рецепт диетического овощного супа с капелькой масла. Две недели на этом супе — и лишних килограммов как не бывало.

— Как-то это слишком сурово, — возразила Луиза. — Будешь ходить голодная.

Анита поцокала языком.

— Да нет же, голод — это все игры разума. Как и любовь.

— Да уж, — вздохнула ее подруга. — Может, и нет никакой любви.

— А мне кажется, она есть.

Я произнесла эти слова неуверенно, но все же произнесла. Анита и Луиза повернулись и уставились на меня.

— Да что ты говоришь? — нежно сказала Анита, которой сразу стало любопытно. — И что же это такое — любовь?

— Не знаю, любовь — это… — Вопрос был слишком сложным, на него невозможно было ответить. Я чувствовала себя как Мария Джулия, когда ее спрашивали на уроке. Но кофе придало мне немного уверенности, или хотя бы желания рискнуть, так что я продолжила: — Для женщины любовь — это… ну, может быть, видеть в мужчине бога.

Луиза закурила, размышляя над моими словами. Потом вынесла вердикт:

— А она умная девочка.

— Знаю, — откликнулась Анита.

* * *

В вечер перед моим отъездом Анита села рядом со мной на кровати. Я опасалась, что она разразится какой-нибудь многозначительной тирадой. Или захочет подвести итоги года, который мы провели вместе, произнесет какую-нибудь мудрую мысль. Или, еще хуже, скажет что-нибудь трогательное и в итоге расплачется. Я и без этого с трудом сдерживала слезы. Но Анита спросила:

— Ты майки и штаны аккуратно в чемодан сложила? Так, как я учила?

— Да, но чемодан закрылся все равно с трудом.

Анита посмотрела на мой чемодан и помрачнела.

— Кто знает, когда мы в следующий раз увидимся.

— Приезжайте с Умберто в Чикаго, откроете ресторан.

— Неплохая идея! — Анита улыбнулась. — Или ты к нам возвращайся.

— Неплохая идея! — отозвалась я и без перехода задала вопрос, который давно меня интересовал: — Анита, а почему тебя называли американкой?

— Такое уж прозвище я себе заработала! — гордо заявила она и рассказала, что с детства обожала Америку. Когда ей было восемь или девять, Анита читала фотокомиксы, которые покупали ее братья. Такие истории выходили частями раз в неделю, и действие в них разворачивалось в Америке. Анита постоянно читала фотороман «Гранд Отель» и