По щелчку - Лана Ива

смогу сама справиться с ним, он ведь был моим мужем. – Мама горько усмехнулась. – Но я ошиблась. У меня нет подруг, нет вообще друзей из-за твоего отца, Тео. Он не позволял мне сближаться ни с кем, кроме себя. Я не могла больше так жить. В день его смерти я сказала ему, что буду подавать на развод. А он лишь рассмеялся и ответил, что это будет только через его труп. И тогда я… – её голос задрожал, нижняя губа затряслась, – я так сильно разозлилась, Тео. Захотела, чтобы его не стало. И пожелала ему… смерти. А через час он умер. Я будто… убила его своей ненавистью.

Мама прикрыла лицо рукой, пытаясь скрыть слёзы.

В груди похолодело. Всё, что я знал о своей семье, пошло трещинами, стало совершенно другим. Словно с меня сняли розовые очки, и я наконец увидел реальный взрослый мир, а не иллюзии.

– Это не твоя вина, – хрипло сказал я. – Не твоя ненависть убила его, мама. Просто… таков его путь.

Мама подняла на меня взгляд, полный боли. Я встал, прошёл на кухню, налил два стакана воды – один поставил перед ней, другой забрал себе. Мне нужно было чем-то занять руки. Хоть чем-то.

– Я тоже поругался с ним в тот день, – признался я. – Он назвал меня главным разочарованием в его жизни. Я ответил тем же, сказал, что он больше меня не увидит. А потом услышал, как в него врезалась машина. – Мама вздрогнула, расплескав воду. – Только из-за этого я занял его место. Пытался искупить свою вину, стать тем, кем он всегда хотел меня видеть – образцовым сыном. И он… победил. Не напрямую, конечно. Но то, от чего ты меня берегла… Я сам к этому пришёл. Я истинный сын своего отца, если не хуже.

Мама непонимающе нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Я… чудовище, – выдохнул я. – Я порвал с Ханной не потому, что не люблю её. А потому, что хотел оградить её от себя. От своей тьмы.

– Что за тьма, Тео?

Я сглотнул. Грудь сдавило, а горло горело так, будто внутри глотки зажгли факел. Могу ли я сказать ей правду? В пепел развеять её представления о добром и заботливом сыне?

С другой стороны, если родная мать откажется от меня после такого, значит, во мне и правда нечего спасать.

– Я заказал убийство… человека, – последнее слово я процедил сквозь зубы и сжал челюсти, потому что всё ещё не считал ублюдка достойным этого звания. – Того, кто разрушил жизни других. Разрушил жизнь Ханны. Я собрал на него досье, устроил всё так, чтобы он оказался в тюрьме, а потом захотел быть уверен, что он никогда больше не причинит никому вреда. Никогда.

Его смерть не вызывала во мне никаких эмоций, мне не было его жалко. Ублюдок заслужил свою участь.

Одна гнилая жизнь в обмен на десятки чужих, искалеченных им. Один удар по цепочке боли, которую он тянул за собой годами. Чтобы больше никто не был сломан.

Мама не закричала. Не ахнула. Просто прижала ладонь к губам и тихо спросила:

– Кого?

– Оскара ДиЛаурентиса. Того самого, про которого недавно говорили все таблоиды. Когда Ханне было восемнадцать, он изнасиловал её. – Я сделал глубокий вдох, но продолжил: – Решил таким образом отомстить её отцу. В тот же день Ханна потеряла родителей, а когда позже решила обратиться в полицию, отец Оскара предложил ей деньги в обмен на молчание. Но она отказалась, тогда он начал угрожать её жизни. Они так и остались безнаказанными, а ублюдок Оскар продолжил калечить жизни других девушек. Я нашёл способ засадить обоих. А позже заказал Оскара. Его убили в камере несколько дней назад. Это было моё решение – холодное и расчётливое. Такое… – я опустил глаза, – каким бы гордился отец.

– Боже мой…

– Я чудовище. И Ханна… тоже так считает.

– Она сама так сказала?

– Нет, она не знает, что я заказал его, но считает, то, как с ним поступили – чудовищно. – Я поморщился. – Этим всё сказано. Я не виню её. Я и сам знаю, каким могу быть. Иногда меня ослепляет такая ярость, что хочется уничтожить всё вокруг. Я подвёл тебя, мама. Я стал тем, кого ты так боялась вырастить.

– Нет, Тео, – тихо сказала она, – ты просто стал тем, кого загнали в угол.

Мама внезапно обняла меня и прижала к себе, как в детстве. Я позволил себе обнять её в ответ, зарыться носом в её плечо, в запах мыла и домашнего уюта, который я не чувствовал, наверное, с тех пор, как был ребёнком, но в то же время внутренне сжался от её прикосновения – мне казалось, я не достоин этой нежности.

– Ты мой сын, – прошептала мама. – Я не могу винить тебя и не буду, особенно когда сама несла в себе гнев, когда говорила отцу те слова. Я вижу, что ты страдаешь. Но даже в этом мрачном поступке ты думал не о себе. А Оскар… – она чуть помедлила, – он, как и твой отец, сам выбрал, каким человеком быть, встав на этот грязный путь. Ты не чудовище, Тео. Ты человек. Сломанный, раненый, но всё ещё человек.

И тогда я впервые за долгое время позволил себе выдохнуть. От слабого проблеска надежды, что, возможно, ещё не всё потеряно.

– Значит, только поэтому ты расстался с Ханной?

– Не совсем. – Я отстранился, сделал глоток воды и потёр лицо руками. – Сара сказала, что жизнь со мной обречена на страдания. Что я… сломаю жизнь Ханны так же, как сломал её. Поэтому я оттолкнул Ханну. Хотел уберечь её от этого, понимаешь?

Мама фыркнула и вдруг закатила глаза.

– Что-то я не заметила, чтобы Сара страдала. Кажется, она только и делала, что тратила твои деньги, всеми командовала и пыталась прогнуть тебя под себя.

Я нахмурился.

– Разве?

– Она же постоянно всё тебе запрещала, даже не разрешала есть сладкое, Тео! – Мама всплеснула руками. – Всё должно быть в меру, милый. Я не знаю, как у вас было раньше, но времени, что я жила с вами, мне хватило, чтобы понять: она сама была источником многих проблем. Ты знаешь, почему она тебе изменила? Что заставило её поступить так низко?

– Нет, я был слишком зол и не хотел в этом копаться, иначе…

Уничтожил бы её вместе с любовником.

Кажется, мама поняла мой ответ без слов.

– Тебе стоит это выяснить, Тео. Поговори с ней, расставь всё по местам в своей голове и в сердце. Ты заслуживаешь ясности. – Мама сжала мою руку. – Только не позволяй ей снова затянуть тебя в свою паутину – просто поговори. И забери у неё кольцо своей бабушки, наконец, она его не заслуживает. А потом обязательно расскажи всё Ханне.

– А если она не поймёт меня? Если не простит?

Мама тяжело вздохнула.

– Значит, так тому и быть. Но вы не можете оба продолжать жить в подвешенном состоянии – это разрушает вас обоих. Девочка заслуживает знать правду после всего, что пережила.

Я вдруг вспомнил, что Ханна тоже слышала смерть своих родителей, и прикрыл глаза, ощутив горькое чувство вины за то, что бросил её, зная, что она жила с тем же проклятием, с теми же звуками в голове.

Я должен был быть рядом, сказать ей правду ещё в тот день, когда заказал Оскара, но в итоге выбрал примитивное бегство от проблем.

Мама и Джеймс правы: я должен уже сорвать этот старый пластырь.

Я должен поговорить с Сарой, прежде чем окончательно открыться Ханне.

Глава 34

После того, как Маргарет позвонила мне поздно вечером,