По щелчку - Лана Ива

«Ханна, я узнала правду, но, боюсь, не имею права говорить. Это то, что может сказать тебе только Тео. Хорошая новость в том, что он, кажется, наконец готов открыться тебе. И я очень надеюсь, что ты сможешь его понять».

И что мне оставалось думать после такого?

Я не сомкнула глаз всю ночь, а в десять утра написала Тео, что хочу встретиться – сказать всё, услышать всё. Но он не ответил ни на смс, ни на звонок.

И тогда я решила – хватит. Хватит ждать, хватит гадать. Я оделась, собрала волосы в хвост, натянула кожаную куртку и поехала к нему в офис.

В половину двенадцатого я уже стояла у ресепшен. Кристина, как всегда, была солнечной и приветливой и сообщила мне, что Тео на встрече, но должен скоро вернуться. Я кивнула, ответив, что подожду.

Полчаса я просидела в холле, выпила чашку чая, которую Кристина любезно мне приготовила, и пыталась не нервничать.

– А ты случайно не знаешь, когда он вернётся? – спросила я, стараясь звучать спокойно, но голос всё равно дрогнул.

Не то, чтобы я торопилась куда-то, просто не хотелось торчать тут в неведении чёрт знает сколько времени.

Кристина вдруг закусила губу и виновато опустила взгляд. Я сразу поняла – что-то не так.

– Крис? – Я подошла ближе. – Всё в порядке?

Она мялась ещё несколько секунд, затем сдалась и, оглянувшись по сторонам, прошептала:

– Вы мне очень нравитесь, мисс Смит, поэтому я скажу вам правду, – после этих слов внутри всё невольно напряглось. – Мистер Маршалл сейчас внизу, в ресторане с… мисс Томпсон.

Это прозвучало как удар молнии, от головы до пят пробежала дрожь. Я не могла поверить своим ушам. Поэтому переспросила, чтобы убедиться:

– С Сарой Томпсон? Та, которая была его невестой?

Кристина закивала.

– Да-да, с ней. Они шесть лет были вместе… – Хлопок – и я пропустила остаток фразы. – И уже довольно давно там сидят, но… – Хлопок – пропустила снова.

– Спасибо за информацию, – безэмоционально пробормотала я. – Я пойду.

Карие глаза Крис наполнились испугом.

– Вы пойдёте к ним?

– Не переживай, я не буду устраивать скандал. – Наверное. – И не выдам тебя. Просто… зайду перекусить.

Скрипнув зубами, я направилась к лифту. В голове гудело только одно: шесть лет. Они были вместе шесть грёбаных лет, но Тео ни разу не заикнулся об этом, как будто и не собирался посвящать меня в этот огромный кусок своей жизни.

Когда я подошла ко входу ресторана, я сразу увидела их сквозь стеклянную дверь. Они сидели за столом плечом к плечу, обсуждая что-то и мило улыбаясь друг другу. А на столе перед ними лежал бархатный синий футляр, очень похожий на тот, в котором дарят кольца.

Я наблюдала всё словно в замедленной съёмке. Вот её рука коснулась его плеча, а Тео обнял её.

Обнял.

С такой улыбкой, будто эти объятия принесли ему облегчение и радость. И в этот момент всё моё внутреннее «нет, это не то, что я думаю» рухнуло с грохотом.

Боль в груди стала такой сильной, что я едва не задохнулась. Стало так холодно, будто всё тепло вылилось из меня через подошвы прямо в пол.

Значит, он врал мне. Всё это время.

Врал, когда смотрел на меня, будто я – его мир.

Врал, когда держал мою голову на своей груди.

Врал, когда говорил: «Люблю».

Ничего не понимаю, он ведь только позавчера говорил, что любит меня, а сегодня встречается с ней. Что это за извращённая пытка?

Первой мыслью было войти в ресторан и банально закатить ему истерику, но я решила, что он не стоит ни единой моей эмоции, даже негативной.

Они вернулись друг к другу. Ну что ж, флаг им в руки. Большой и красный. Пусть будут счастливы. Я просто повернулась и ушла.

Когда я вышла на улицу, всё вокруг стало казаться каким-то серым и чужим. Нью-Йорк больше не был моим домом. Я не могла оставаться здесь, где каждый угол напоминал о самых счастливых моментах, которые больше не имели значения. Я не хотела быть здесь и дышать тем же воздухом, каким дышал он.

Бежать, бежать, бежать! Подальше отсюда: от Маршалла, от этого города, от воспоминаний.

Но куда?

Ответ пришёл мгновенно – Чикаго. Второй город после Нью-Йорка, где я всегда мечтала побывать. Теперь меня больше ничего не сдерживает.

Этот город был чужим и неизвестным для меня, но кто знает, может, именно там я найду то, что мне нужно. Может быть, там я, наконец, смогу начать жить, забыв о том, что случилось.

Но для начала мне нужно забрать свои вещи из редакции.

Чикаго

Кейт мой выбор сбежать не оценила, но и допытываться, что случилось после моих резких слов: «я не хочу об этом говорить, всё кончено», тоже не стала.

Чикаго встретил меня тёплой погодой. Город был чем-то похож на Нью-Йорк с его шумными улицами и нескончаемой движухой, и я ничуть не пожалела, приехав сюда.

Я решила пойти во все тяжкие. За четыре года работы у Эрика я накопила достаточно денег, чтобы позволить себе роскошь, о которой когда-то только мечтала. И с этого момента решила не отказывать себе ни в чём. Поэтому я сняла номер в The Ritz-Carlton в центре города.

Великолепие отеля, шикарные интерьеры, безукоризненный сервис – это было моим способом исцелиться от боли, забыться, почувствовать, что я могу контролировать хоть что-то в жизни.

Отписавшись Кейт о своём приезде и заселении, я оставила телефон в номере и ушла на улицу. Думать ни о чём не хотелось.

Я бродила по оживлённым улочкам, не имея ни цели, ни направления. Покупала вредный фастфуд, улыбалась случайным прохожим, просто чтобы отвлечься, чтобы заглушить боль, что пронизывала меня насквозь.

Чтобы просто не думать о нём.

Напускная жизнерадостность продержалась несколько часов, а потом усталость взяла своё. Когда я вернулась в номер, было уже десять вечера. Едва я переступила порог, мне на грудь словно сбросили тяжёлый груз. Снова накрыло.

Я упала на кровать и, почувствовав, как комок застрял в горле, закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от реальности. Под рёбрами вновь закололо, живот скрутил спазм и, обхватив его руками, я свернулась на огромной кровати в позе эмбриона.

Внутри была лишь зияющая пустота – чёрная дыра. Тео вытащил из меня всё.

Абсолютно всё.

Все чувства, которые я так упорно хоронила, закапывала, цементировала. Я бежала от них годами, прятала боль, вину, страх, обиду в самые тёмные уголки своего сознания и души – подальше от света, от мира. Если бы я позволила себе чувствовать тогда – меня бы не стало.

Но Теодор Маршалл пришёл и сорвал все крышки. Открыл мои раны, разорвал меня на части, добрался до сердца, до самых последних живых нервов, а о себе не сказал ничего. И когда я осталась полностью обнажённой, уязвимой, беззащитной – он ушёл. Вернулся к другой. Как будто между нами всё было лишь игрой.

Как будто я была просто способом пережить разрыв.

После предательства Оскара я думала, моё сердце разбилось, но оказывается, оно просто дало трещину. Разбилось оно сейчас, когда Теодор Маршалл показал своё истинное лицо.

Вот бы память растворилась по щелчку, как дым. Навсегда. Тогда его имя больше ничего бы не значило для меня. Не звенело в груди, не кололо в животе.

Но я не могла забыть. Мне захотелось сделать ему больно в ответ.

Предать. Унизить. Растоптать.

Сделать хоть что-то.

«Ты можешь. Напиши».

В голову словно влез чей-то чужой голос, и я открыла глаза. Комната вдруг показалась слишком тихой и тёмной.

Я села, опёршись локтями о колени, и уставилась в пол. Мысль нагадить ему разъедала изнутри, как кислота.

Я могла бы предать его и подпортить ему репутацию своим способом. И тут всплыли слова Маршалла: «Запомни, Ханна: