Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

Мы заплатили сполна. Диего – своей памятью. Я – своим одиночеством. Наш сын – долгими годами без отцовской любви. Теперь нам оставалось только держаться друг за друга, не давая никому вновь нас разлучить.

Звучало совсем несложно, верно?

[1] Точилка (исп.)

[2] Привет, милая (исп.)

Глава 59.

Ничто не могло заставить меня стереть улыбку с лица. Я смотрела в закрытую дверь ванной и чувствовала себя по-детски счастливой. Будто все мои мечты исполнились в эту секунду, а проблемы остались где-то за пределами этого мира.

Резкий стук в дверь вырвал из эйфории. Я не успела даже обернуться, как он повторился вновь.

Служащие отеля так не стучат. Они боялись лишний раз побеспокоить постояльцев, поэтому их стук хоть и звонкий, но робкий, будто неуверенный, с легким сомнением и извинениями сразу.

Тот, кто сейчас стоял по ту сторону двери, стучал не так. Его удары по дереву были серьезными, даже внушительными. Не ради замены полотенец или уборки номера. В его действиях чувствовалось напряжение и самую капельку – угроза.

Затянув потуже пояс халата, я двинулась к двери. Может, Лера карту забыла? С ней такое бывало.

Но в коридоре стояла не моя сестра, а незнакомый мужчина в желто-синей форме почтальона. Несмотря на раннее время, он уже выглядел уставшим.

– Анна Солер?

Кивнула, пытаясь угадать, кто решил прислать мне письмо через испанскую почту, да еще и в номер отеля. Не так много людей знало, где именно я остановилась, и каждый из них мог пообщаться со мной по телефону или лично.

– Да, это я.

Мужчина утвердительно махнул головой, словно и не сомневался ни секунды, и протянул мне конверт вместе с планшетом.

– Распишитесь в получении.

Послушно подписала и забрала бумажный пакет. Почтальон, не попрощавшись, что за испанцами замечалось не часто, резко развернулся и быстрой походкой устремился к лифту. Явно тяжелая почтовая сумка била его по бедру с каждым новым шагом.

Проводив мужчину взглядом, переключила внимание на конверт. Судя по символике, какое-то официальное уведомление, но я не особо вычитывалась в отправителя, сразу залезая внутрь.

Notificación de la demanda.

Моего уровня испанского хватало для того, чтобы читать деловую корреспонденцию, но то ли мозг еще не включился в работу, то ли отвлекающий фактор в виде шума льющейся воды из ванной не давал сосредоточиться, а я скользила глазами по строчкам и никак не могла ухватиться за суть.

Может, попросить помощи у Ди?

Взгляд метнулся к закрытой двери в правой части номера. Нет, если я войду туда прямо сейчас, никакого разговора не получится. Точно не в ближайшие полчаса.

Бумажка жгла пальцы – не понятно, почему, но это чувство – что я держала в руках нечто важное – не отпускало. Пришлось обменять у Александра телефон на пульт от телевизора, чтобы сделать снимок и отправить фото адвокату с просьбой объяснить, не ошибка ли это. Ведь у меня не было никаких дел с официальными учреждениями Испании.

К моему удивлению, Шах перезвонил мгновенно – я даже не успела вернуть мобильник на стол.

– Анна, – голос Максима Григорьевича звучал напряженно, что само по себе было необычно, ведь за все время нашего общения адвокат только и делал, что демонстрировал хладнокровие: он и новость о том, что я скрыла сына от мужа, воспринял с титаническим спокойствием. – Откуда у вас эта бумага? Вы расписывались в уведомлении о вручении?

Мы не так хорошо были знакомы с мужчиной, но сейчас я почувствовала, что мой адвокат взволнован, и это волнение несло негативную окраску. Видимо, оно оказалось заразным, потому что я сама начала волноваться в ответ.

– Ее принес почтальон прямо в номер, – призналась сразу же, мельком отметив, что в ванной перестала шуметь вода. – И попросил расписаться. Я вскрыла конверт, когда он уже ушел.

В ответ до меня донесся шумный вздох (или выдох?) на том конце трубки, но я никак не могла разобрать, что именно в нем – облегчение? Разочарование? Да еще эта напряженность в голосе адвоката… поняв, что начинаю нервничать все больше, задала единственно возможный сейчас вопрос:

– Максим Григорьевич, что это за уведомление? – взгляд зацепился за конверт, и в этот раз мозг четко справился с возложенной на него функцией, с ходу определив, какому именно учреждению принадлежал герб на лицевой стороне письма. – Я ведь правильно поняла, что это из суда?

– Анна Леонидовна, – вот теперь в адвокатском выдохе четко слышалось сожаление. – Это уведомление о подаче иска против вас. Диего Солер обратился в суд по семейным делам с просьбой установить его опекуном Александра в ходе бракоразводного процесса.

Ничто не могло заставить меня стереть улыбку с лица. Ровно до этого момента, когда слова моего защитника дошли до затуманенного счастьем разума. Будто в насмешку, дверь в ванную распахнулась, являя моему взгляду довольного Диего.

Но теперь мне не хотелось улыбаться, глядя на него в ответ. В моих глазах слезы, а на языке – горький привкус разочарования и предательства.

Какая же я наивная дура.

Я доверилась ему. Я открыла ему свою память, свои чувства и свое сердце, а он решился на самое страшное: забрать у меня ребенка.

– Ана? – улыбка медленно сползала с лица Диего, когда он делал шаг ко мне. – Что-то случилось?

Его голос, еще минуту назад такой ласковый, теперь резал слух фальшью. Каждое движение, каждый шаг Ди ко мне казался частью спектакля, режиссера которого я легко могла угадать. И даже услышать ее пронзительные ремарки, появляющиеся в моей голове точно так же, как и пять лет назад.

Я видела, как таяло благодушное настроение Диего, и мне казалось, я заметила облегчение под маской обеспокоенности.

Он знал. Он точно знал, что письмо придет.

Но я не могла ему ответить. Стояла, сжимая одной рукой – огненную бумажку, а второй – телефон, и пыталась протолкнуть в легкие воздух.

Проигрывала раз за разом.

– Анна Леонидовна, послушайте меня очень внимательно, – словно через прижатую к уху подушку я слышала голос адвоката. – Я прекрасно помню, что вы просили притормозить работу над делом, но сейчас терять время нам нельзя. Важ муж выступил против вас, даже не имея на руках данных о